Иногда подопытный не поддавался гипнозу — таращился на ложку, а засыпать не хотел. Тогда я применял запрещенный прием: незаметно поглаживая подопытного по горлу, я слегка прижимал ему сонные артерии, и тогда уже он, чаще всего, просто сваливался со стула. Не очень честно, конечно, но эффектно.
Классе в десятом захотелось мне выучить английский так, чтобы можно было говорить на нем. Я установил в моей комнате магнитофон — этакую приставку на проигрыватель для пластинок, с крупными открытыми катушками для пленки. Такие в то время были в Тбилиси магнитофоны. Ленту я перекинул через блоки, закрепленные на стенах комнаты, а конец замкнул на начало. Получилась замкнутая система с циклом между повторами минут в десять. Я наговорил в микрофон в эти десять минут английских слов с переводом.
Будильник, перепаянный на таймер, должен был включать систему часа в три ночи и отключать в шесть утра. И что ж, утром я с удивлением понял, что знаю с полсотни новых английских слов! Назавтра — новые слова, а через неделю — повтор. Не прошло и месяца, как я смог говорить на ломаном английском, связывая слова по своему усмотрению. Но учительница меня понимала. Редкие иностранцы, которые попадались в то время в Тбилиси и с которыми я мог завязать беседу, тоже понимали меня, правда, со смехом.
Все закончилось приводом в НКВД, контора (сейчас сказали бы «офис») которого находилась тогда на площади имени товарища Бебеля. Знать не знаю, что за это птица — товарищ Бебель, и как она залетела в Тбилиси, но вышел я из этой конторы, как вы понимаете, живым, однако гораздо более осторожным в разговорах с иностранцами.
Полученные знания в области гипноза я пытался использовать для улучшения успеваемости, исподволь гипнотизируя учителей. Конечно же, ложку я им показать не мог, но, совершенствуя свою практику, я научился вводить людей в транс, не доводя до сна. В трансе человек становится податливым, как бы подчиняясь чужой воле, но не замечая этого.
Самое главное — полностью завладеть вниманием человека, чтобы он слушал тебя, не отвлекаясь, и глядел тебе в глаза. Вот так я, в конце концов, «подкатил» после уроков к молодому учителю латинского языка Джуаншеру Иосифовичу Мчедлиш-вили и, преданно глядя в глаза, уселся напротив него.
— Джуаншер Иосифович, — монотонно и не отрывая взгляда начал я, — понимаю, что виноват перед вами, я не ходил на занятия, но подумайте сами, что мне будет, если я получу двойку в четверти… Вы, пожалуйста, поставьте себя на мое место, вот вы приходите домой…
По взгляду учителя я понимаю, что он уже в трансе, он лишен своей воли. Со стороны это выглядит как мирная, спокойная беседа, а ведь идет «зомбирование» объекта.
Здесь все определяет опыт и практика гипнотизера, тут не требуется особых знаний — только опыт. Ведь известно, что и безграмотная цыганка может спокойно ввести вас в транс, заставить не только передать ей все ваши деньги и ценности, но и привести ее в квартиру на разграбление последней.
Итак, латинист ставит мне в четверти пятерку и мы договариваемся, что я приду опять только в конце следующей четверти. Все путем, все добровольно!
Правда, иногда, когда преподавателя отвлекали, или он спешил, или начинал замечать что-то странное в моем поведении — «опыт» не удавался. Так, например, при всех отличных оценках в аттестате, у меня оказалась тройка по… Конституции СССР! Да, да — была такая дисциплина в школе! Так я и остался без медали — ни золотой, ни серебряной, все медали были уже распределены заранее. Кавказ-с! И все мои попытки пересдать эту Конституцию, даже с помощью гипноза, успеха не имели, поскольку преподаватель — хитрый и опытный Александр Ильич Шуандер (не путать со Швондером!), был начеку и не дал себя охмурить.
Но «нет худа без добра». Уже при поступлении в институт я на собеседовании с проректором (а оно было обязательным для всех!) сумел тайно внушить ему, что «тройка» эта — результат моей нелояльности к советской власти. Все знали, что проректор этот был грузинским националистом, скрытым противником «советов». Проректор был очень доволен и обещал, что меня в институте обязательно научат «нашей» конституции. Но для этого нужно было еще в этот институт поступить. И я прошел по конкурсу с высшим баллом — 25 из 25 возможных! Но если честно, я готовился очень тщательно.
Правда, на устном экзамене по математике чуть не получился «облом». Видимо, все отличные и хорошие оценки были уже распределены по «своим» (Кавказ-с!), и математик уже собирался ставить мне тройку. Я, пристально глядя ему в глаза, принялся монотонно рассказывать, почему такая оценка мне не подходит. Предлагал ему стать на мое место и подумать, как бы он сам поступил в этом случае. Математик слушал меня очень внимательно, а затем, быстро заглянув в список группы, нашел мою фамилию. После чего ошалело посмотрев на меня, тут же проставил в ведомость пятерку.