Читаем Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки полностью

Еще была тончайшая, абсолютно невероятная «Ундина» Жуковского: признаться, «зачитала» тогда книжку у родственников… им она была явно, как мне казалось, не нужна, ну а я по уши влюбилась в романтичные строки и не могла расстаться с томиком, чуть ли не спала с ним: «Лет за пятьсот и поболе случилось, что в ясный весенний / Вечер сидел перед дверью избушки своей престарелый / Честный рыбак и починивал сеть…». ОКей, чистосердечное признание сорок лет спустя. Там же, у родственников, в 80-е, впервые раскрыв альбом Босха, я обалдела – вот это да, ничего себе, разве так можно? Ух ты… а сердце – в пятки. После альбома с репродукциями и текстом Бернарда Бернсона «Живописцы итальянского Возрождения», который я то и дело листала дома, показывая бабушке с мамой любимые полотна, Босх ошеломил – у нас в библиотеке такого не водилось. Зато водился еще тот Гоголь, которого обожала читать и перечитывать именно летом, именно на даче: «Вий» и К*: боялась, но из лап не выпускала… И весь этот ужас-ужас на фа-мажорном фоне роз, пионов, жасмина, флоксов, лилий, гвоздик, тюльпанов, маков – ну и, офф кос: черешни, смородины, терна, сливы, малины, клубники, крыжовника… весьма себе самодостаточное книжно-цветочно-фруктовое детство, свобода и уединенность: что может быть лучше, придумай сам, читатель.

* * *

Полюбила вирши Михаила Юрьевича после поездки на Северный Кавказ (впервые – самолет, изумрудный напиток в бумажном стаканчике, предвкушение): мама подарила в том числе экскурсию в дом-музей поэта – так и прочла первый в своей жизни путеводитель, путеводитель по лермонтовским местам. Хотелось бы однажды вернуться туда, впрочем, все же не следует появляться там, где был счастлив когда-то – и точка: банальность, mille pardon.

* * *

Что еще… СКАЗКИ. Читала сказки народов мира, сказки в пересказе русских писателей, сказки Братьев Гримм… Обожала страшноватые норвежские сказки «На восток от солнца, на запад от луны» Петера Кристена Асбьёрсена: книжка с запоминающимися, очень необычными рисунками Николая Брюханова… Читала «Королеву Марго», «Анжелику» (на пару с бабушкой), «Трех толстяков» и «Черную курицу» Олеши… Плюс пушкинский «Пир во время чумы», «Дженни Герхардт» Драйзера и «Очарованную душу» Ромена Роллана – из последнего опуса помнится лишь имя Аннет… А еще была весьма любопытная книжка Василия Чичкова «Шаги по чужой земле», где жила своей жизнью в том числе главка «Размышления о судьбе кубинской женщины» – меня, второклашку, ничто в ней не смутило, хотя, вероятно, и могло б, будь я занудой. Но самым захватывающим чтивом оказалась у г-на Чичкова повесть «Тайна священного колодца»: рассказы о древних майя и ацтеках ошарашили. Впоследствии вернусь к сей теме в своем тексте «Кетцалькоатль»: это вирши – кажется, не публиковала их, ибо иной раз совершенно невыносимо публиковать вирши, ну все равно что кожу с себя сдирать… и как только пишущая братия их «постит» (ну и словечко, не находите?) в том же fb! Лайки-комментарии-вот это вот всё… Поэзия малопригодна для обнажения в сети-коммуналке – впрочем, народ «не парится», народ улюлюкает, публикуя в т. ч. махровую графоманию, но мы отвлеклись.

* * *

Помню великолепный томик Свифта «Путешествия Гулливера» (тёмно-синее ОГИЗовское издание 1947-го), помню – зачитанного в прямом смысле до дыр – киплинговского «Маугли» с черной пантерой на обложке и идеальными рисунками Василия Ватагина, помню «Приключения барона Мюнхгаузена» Распэ с тончайшими иллюстрациями Густава Дорэ, помню есенинскую «Анну Снегину» с цветными картинками (не помню, чьими), бажовские сказы «Малахитовая шкатулка», мастерски отрисованные Анатолием Белюкиным… «Слово и образ неразрывны, художники не менее важны, чем писатели – но композиторы лучше всех»: это-то вот я точно знала в детстве, кое-что читая и перечитывая под музыку.

* * *

Особняком стоит «Республика ШКИД» Белых и Пантелеева (последний – еще и автор пресловутой «Нашей Маши»: героиня папашиного дневника кончила дни в психиатрической клинике – дневник вроде бы не переиздавался, хотя там есть что почитать!..). Ну и «Денискины рассказы» Виктора Драгунского, которые я, впрочем, больше любила слушать, поставив пластинку и, разумеется, не подозревала о том, что десятилетия спустя познакомлюсь с сыном автора сего, Денисом Драгунским… Да, и не забыть про лагинского «Старика Хоттабыча»: кто ж в свое время не мечтал о джинне, который исполнит твое главное желание!

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее