Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

– Есть начать приемку! – с ударением в слове «начать» на первый слог отрапортовал лейтенант и, топая сапогами, убежал в заднюю часть огромного двора.

Откуда ни возьмись, появился старый жигуленок, за рулем которого виднелась фуражка с кокардой Собакина. Он вылез и скомандовал:

– Первая четверка – в машину!

Стремясь поскорее отделаться, я подсуетился и влез в первую партию добровольцев на расстрел. Лейтенант усадил за руль молодую сельдеобразную женщину, демонстративно строившую подполковнику глазки как старому знакомому. Сам Собакин важно расположился рядом с рулем, привычно упершись сапогами в педали параллельного вождения. На заднее сиденье влезла бочком троица других кандидатов в самоубийцы, в том числе и я.

– Поехали! – совсем по-гагарински лихо произнес Собакин и махнул рукой.

Кокетливая селедка с глазками дала газ, но не отпустила во время сцепления – и жигуль заглох, даже не достигнув первой скорости. Собакин понимающе кашлянул. Опять скомандовал, на этот раз – скороговоркой, стараясь вложить в посыл всю свою сокровенную энергию. Мне даже показалось, что в это мгновение лейтенант стал похожим на знаменитого потомственного иллюзиониста:

– Выжимаем сцепление, заводим, ставим на скорость, даем газ!.. И поехали-и-и!

Но волшебного эффекта «Сезам, брекекекс!» все равно не последовало: дама за рулем упорно не могла разобраться со своими ногами и руками. Они у нее безнадежно путались и заплетались. Причем, чем больше она старалась скоординировать их импульсивные движения, тем нескладнее у нее это получалось. Машина прыгала на месте, утробно урча и изрыгая клубы черного вонючего дыма. Подполковник, сперва снисходительно наблюдавший за этим позором российской автомобильной мысли, решил ретироваться: дескать, пардон, мадам, государственные дела не ждут!.. И мы остались целиком и полностью на милость бравого лейтенанта Собакина.

– Да! – озабоченно крякнул тот и сдвинул фуражку-аэродром на несуществующий затылок.

Не надо было быть античным философом, чтобы понять: сельдеобразное существо сидело за рулем автомобиля максимум во второй раз. Однако, учитывая деликатность ситуации, уже проштрафившемуся перед подполковником Собакину надо было без промедления принимать командирское решение. Казнить нельзя помиловать. И бравый лейтенант нашел выход из, казалось бы, патового положения.

– Вы только ничего не трогайте, – примирительно посоветовал подопытной даме Собакин. – Я сам все сделаю.

Он посучил ногами по педалям параллельного вождения, одновременно крутанул ключ зажигания, перехватил левой рукой бесхозный руль – и благодарный жигуленок сперва ожил, а потом важно выехал за ворота нашего Гулага. Сразу за оградой Собакин остановил машину и попросил у экзаменуемой ее зачетную ведомость.

– Через месяц можете прийти за водительскими правами, – вынес вердикт лейтенант, стараясь не встречаться с дамой глазами. Видимо, он навсегда прощался с ней, при таких своеобразных навыках вождения обреченной поцеловаться на полной скорости с первым же телеграфным столбом. Мне вспомнилась старая водительская байка, вполне соответствующая ситуации.

…К заправке со страшным грохотом на всех парах подлетает учебная машина. За рулем женщина:

– Полный бак! Скорее!

– Подождите. Мотор сначала выключите!

– А я его уже выключила. Это инструктор дрожит…

Наша же дама – которая вовсе не из анекдота – заглянула на прощание в зеркало заднего видения, взбила легкой рукой воздушную прическу и побежала, довольная, ловить попутку. А Собакин, окончательно вошедший в роль, провозгласил поставленным голосом циркового конферансье-шпреха:

– Следующий номер нашей программы!

Представление продолжалось. Хоть без коней и медведей, но продолжалось!

Толстенький молодой человек с бачками-котлетками отлип от моего горячего бока и перебрался на водительское место. Наконец-то мы с соседкой-блондинкой, такой маленькой, что она вполне могла бы работать куклой на капоте лимузинов молодоженов, вольготно расположились на заднем сиденье. Мы расправили плечи и только собрались вдохнуть полной грудью, но миг тотальной свободы еще не наступил, Не успел новый подследственный Собакина отъехать от грязно-серого барака ГИБДД, как кресло под экзаменуемым трагически затрещало и обвалилось вперед – так, что водитель уперся носом в самый центр руля.

– Стоп! – возопил лейтенант, едва успев подстраховать экзаменуемого и заглушить мотор.

Обессилевший жигуль уперся в пышную кучу мусора у бордюра дороги. Если бы Собакин умел плакать, он бы наверняка разрыдался, как Мария Магдалина. А так из его птичьей груди лишь вырвалась ямбом невоспроизводимая тирада весьма красноречивого содержания. Облегчив похмельную душу, лейтенант выбежал из тарантаса и подошел к багажному отделению. Оттуда был извлечен… пустой фанерный ящик из-под марокканских апельсинов!

– Вылезай! – приказал возбужденно дышащий эфирными маслами Собакин молодому человеку с битками на висках.