В море бизнесмен так ни разу и не зашел, видимо, не дошел. В гостиничном ресторане принципиально не ужинал. В последний раз я встретил этого достойного представителя российской индустрии и коммерции вечером в холле нашей гостиницы. Суперделовик был в ослепительно-белых брюках рубашке-ковбойке от Версаче и по-прежнему в темных очках. Он вел за талию перламутровую блондинку с такой удалой грудью, что та и со спины была видна. Сладкую пару ждал у портика со стилизованными коринфскими колоннами «мерседес» цвета спелой вишни. Оставалось только догадываться, что они отправлялись не на научно-экономический коллоквиум. И вообще, складывалось впечатление, что этот эмиссар российского бизнеса любит в жизни только две вещи: кредитные карточки и женщин. Если бы такое было возможно, он бы наверняка совместил эти два интереса самым теснейшим образом и держал бы в своем пухлом бумажнике золотую или платиновую карту, скажем, на десять или двадцать оргазмов.
Больше я человека с телефонами «по-македонски» на пляже не замечал. Или он выбрал другие Палестины для претворения в жизнь российской идеи вставания с колен – еще в СССР было известно, что помирать лучше стоя, чем на коленях, – или в Салониках его постигла та же самая участь, что и сибирского киллера Солоника под Афинами когда-то: конкуренты по бизнесу даже труп его уничтожили – растворили в кислоте… Зато за соседним зонтиком у меня вскоре появился новый «неадекватный» сосед. Да такой, рядом с которым меркнут многие звезды новорусского экономического передела.
Познакомились мы у стойки пляжного бара. Мой новый приятель – толстый добряк, обвешанный золотыми цапками, – попросил вертлявого бармена налить ему в один стакан триста граммов греческой анисовой водки «оузу». Развязный халдей ушам своим не поверил: стакан был рассчитан ровно на двести грамм. Тогда клиент заказал три стакана по сто, что и было оперативно выполнено. Увидев перед собой три склянки, мой сосед слил их содержимое в один стакан – получилось ровно двести граммов – и залпом его хлопнул. Старый, классический трюк еще советской поры сработал в который раз!
– И здесь, пиндосы, недоливают, – огорчился сосед. – В России хоть все поголовно воруют, так что при такой норме жизни воровства уже и не замечаешь. А вот когда в Европе тебя дурят внагляк, глаза режет. Больно уж заметно и неприятно!.. Леха я! – Он протянул на удивление маленькую для его массивного тела руку. Так мы и познакомились.
Как и я, Леха оказался большим любителем моционов вдоль пляжа. С утра, пока солнце еще не было в зените, мы брели по кромке моря, и я узнал от моего нового знакомого немало любопытного. Прежде всего, он умел по-своему переиначивать знакомые каждому с детства русские поговорки. Когда я услышал от него: «Кто о чем, а Шива о бане», я пришел в бурный восторг. Тем паче что мы проходили по задам индийского ресторана, от мусорных ящиков которого пахло вовсе не мадрасскими розами. Потом, когда я как-то сказал: «У семи нянек дитя без глазу», Леха поправил: «Чепуха! У семи нянек… четырнадцать сисек!» Он был преисполнен житейской мудрости не хуже далай-ламы. Чего стоят только Лехины сентенции типа: «И последняя сволочь сгорает от желания стать первой» или «Чтобы провести вечер в обществе двух красивых девушек, нужна одна бутылка водки и одна некрасивая»!.. А поговорки, ах, Лехины боевые поговорки! «Без труда не сделаешь и туда-сюда» или «Тот, кто рано встает, тот и тару соберет»…
Однако фирменным блюдом Лехи были рассказы, которые я назвал бы «Откровениями неадекватного путешественника». Вот одна из этих непридуманных дорожных притчей:
– Если чайка летит задницей вперед – значит, ветер сильный. Ветер Истории, – начал Леха, как и полагается настоящему рассказчику, издалека. – А русскому человеку, чтобы не потерять в нашем сумбурном мире чувства реальности, непременно необходимо выпить. Если же русские люди перестают пить, происходит это исключительно по двум причинам. Или потому, что печень у них встает поперек горла и пульс уже не прощупывается, или из-за того, что деньги кончились. Но народ у нас, ядрена Матрена, крепкий, да и страна богатая: можем ханжу хоть из навоза гнать, не то что из опилок, и гвоздем при этом закусывать! Надо сказать, пью я давно и добросовестно, причем – в самых разных странах. И с моего тагильского детства отличаюсь одной особенностью: сколько бы первача на штанге ни было, я все равно на ногах держусь. Более того: торчу про себя и даже вида не подаю. Не человек, а несущая балка! Другой отгрызет из бутылки меньше моего и уже пьян в лоскуты, а я – хоть бы что… То есть, внутри себя ничего не соображаю и даже не чувствую – хоть утюг на спину клади, – но со стороны это абсолютно незаметно. Напротив: чем больше я в нутро засаживаю, тем важнее и солиднее становлюсь. Преисполняюсь гордости за себя и за наш героический народ, наверное…