Русский фантастический, 2014 № 01. Сказатели

— Я с ним уже лет пять, Варг. И долго не мог понять, как это он угадывает, как поступить надо? Ведь из одного со мной теста слеплен, на одних дрожжах поднялся. А он мне так сказал: «Сам не ведаю. Ведет меня что-то. Зовет». Я так думаю, это — Зов. Человек, что слышит Зов, не сгинет, пока не исполнит то, что ему предназначено. Хранит его что-то непостижимое. Силу дает, знание. Умом этого не понять…

— «Но кто познает мысли его?» — Теперь уже Варг позволил себе процитировать «Песню».

— Вот-вот.

Варг опять беспокойно и тоскливо воззрился на белую пелену и не думавшую рассеиваться, хотя солнце стояло уже высоко над головой.

— Говорят, если не бежать, оставаться на том же месте, куда тебя занесло, через недолгое время опять окажешься в своем мире… — Маг задумчиво почесал лысину. — Лишь бы ему ничто не помешало так поступить.

* * *

Сначала они услышали чей-то глубокий жалобный вздох. Словно в тумане какой-то страдалец припомнил разом все свои горести. Хальс и Варг затаили дыхание. Затем из тумана медленно-медленно появилась знакомая фигура. Гортон шел, пошатываясь, сгорбившись, словно придавленный огромной тяжестью.

— Ранен! — Хальс сорвался с места. Варг стал лихорадочно открывать свой сундучок.

Хальс сразу же усадил командира на землю. Гортон, казалось, ничего и никого вокруг не замечал.

Варг уже был тут с раскрытым сундучком, в котором поблескивали склянки…

— Ну что? Куда он ранен?

— Я не ранен, — глухо, жутко, словно из могилы, отозвался Гортон. Он посмотрел на друзей. Хальс и Варг увидели глаза своего вождя и содрогнулись. На них смотрел раненый, умирающий зверь, только что осознавший, что умирает. В живых, горящих, яростных глазах теперь была одна тоска — тоска по чему-то ушедшему навсегда и безвозвратно.

— Хальс… Варг… помогите сесть на коня.

Очутившись в седле, Гортон сразу тронул коня. Варгу и Хальсу пришлось догонять его. Это было несложно — он всю дорогу ехал шагом.

— Что там было? Кого вы там встретили, повелитель? — тихо спросил Варг.

— Того, кто познал мои мысли… И ввергнул душу мою в чистилище. — Гортон больше не проронил ни слова, а у Варга и Хальса мороз прошел по коже.

Городок был мал. Ров почти обвалился. Невысокая стена, опоясывавшая его, не представляла серьезной преграды для штурма. Над зубчатыми стенами метался белый флаг.

— Сдаются? — спросил Гортон, привставая на стременах. Со времени похода в зловещее ущелье он осунулся, и под глазами проступили темные круги.

— Нет, шлют парламентеров. — Хальс вопросительно взглянул на вождя. — Что, будем вести переговоры? Город и так наш. Стоит нам один раз пальнуть из пушек — и они живо откроют нам ворота!

— Переговоры будут. — Гортон не отрывал взгляда от подъемного моста, который вдруг стал медленно опускаться. — Кроме того, я поеду на переговоры один. Никто не будет сопровождать меня.

— Что-о-о? — Хальс не смог сдержать возмущения. — Это уже ни в какие ворота не лезет, Гортон! Я знаю, что мысли твои, вождь, не постичь никому из нас, простых смертных, но что творится в последние дни? Вместо того чтобы идти на столицу, ты повернул войска на восток, неделю гнал нас через леса и болота. От нас ушла четверть бойцов. Четверть! Теперь мы осадили этот никчемный городишко, и, вместо того чтобы взять его и разграбить — а только так ты удержишь от бунта отряды из южных провинций! — ты решаешь вступить с ними в переговоры — один! С глазу на глаз! Без меня, без Варга, без всех, кто прошел с тобой весь путь! Объясни мне! Хоть раз объясни мне, что ты задумал?!

— Ты не поймешь. — Гортон склонил голову, ярко-красные перья на шлеме качнулись, как сполох огня. — А впрочем… Ты всегда мне был верным соратником и другом, Хальс. Останься им и в самую печальную и решительную минуту моей жизни. И я обещаю, когда все кончится — я расскажу тебе… И Варгу…

Тяжкое молчание нависло над всадниками. Хальс чувствовал, как гнетущее предчувствие беды стискивает грудь. Потом оба, не сговариваясь, тронули коней и поскакали к пробиравшимся им навстречу по густой луговой траве несчастным, испуганным парламентерам. Парламентеров было четверо. После ритуального поклона старший из них начал речь, которая была тут же бесцеремонно оборвана Гортоном:

— Мое предложение таково: город остается цел и невредим. Я увожу свое войско назад без единого гроша выкупа с горожан. В обмен на это город выполнит одно — всего одно! — мое условие…

* * *

Барабанная дробь стихла. Глашатай в пестром одеянии зычно прокричал три раза «Слушайте!» — и над городской площадью нависла тишина. Глашатай сделал шаг назад, уступая место человеку в лиловой мантии и квадратной черной шапочке — городскому судье. Окинув тоскливым, напряженным взглядом море голов, застывшее у подножия невысокого помоста, судья сцепил пальцы, сдерживая дрожь в руках, и громко, чтоб его слышали в дальних закоулках примыкавших к площади улочек, начал речь: