Русский флаг

За восемь лет восточносибирского губернаторства он еще не попадал в такое нелепое положение. Петербург молчал. Дни проходили бесцельно (настоящая казнь для деятельного Муравьева!), слагались в недели, заполненные мелочной возней, крохоборством, гаданием на кофейной гуще. Завойко даны твердые обещания, но выполнить их Муравьев не может, пока Петербург не одобрит его действий. А в ожидании Муравьев медлит даже с отправкой наличного снаряжения в те пункты, откуда оно с началом навигации быстрее всего достигнет Камчатки. Что-то удерживало его. Какое-то предчувствие. А кроме того, успеется. Уж это наверняка успеется. Он загоняет людей, но добьется своего!

Все чаще вынимал Муравьев желтоватую бумагу из ящика письменного стола и подолгу задумывался над ней. Это донесение Невельского, помеченное 26 октября 1854 года. Что за беспокойный, назойливый человек! Не сделал ли Муравьев ошибки, предоставив этому фанатику Амура так много свободы и самостоятельности? Он, Муравьев, печется о благосостоянии целого края, хочет видеть многие порты Востока в благоденствии и процветании, а больше всего - Петропавловск, выгоднейший пункт на случай обороны, - а Невельской, заплутавшись среди баров и рукавов Амура, понимает только будущее этой реки, только нужды дикого Приамурья.

"Бог свидетель, - думает Муравьев, - я помог Невельскому в его изысканиях, помог и возвыситься, но надобно и меру знать. Надобно знать такт и место среди прочих административных лиц края. Ведь Россия не Геннадию Невельскому, а мне доверила Восточную Сибирь!..

...Невельской предлагает упразднить Петропавловский порт, свезти людей и имущество на Амур, в открытые им гавани. Он уже не раз пытался склонить меня к этому и ныне хочет воспользоваться военными затруднениями для достижения своей навязчивой идеи. Не мытьем, так катаньем!

И как пишет! Словно перенос порта дело почти решенное, а продуманные и не раз высказанные мною мысли не стоят ломаного гроша".

"...В случае продолжения войны сосредоточение в Николаевском всего, что находится ныне в Петропавловске и Японии, - писал Невельской, - по моему мнению, должно составлять нашу главную заботу. Если мы вовремя это сделаем, то какие бы превосходные неприятельские силы здесь ни появились, они никакого вреда сделать не могут, потому что банки лимана, полная неизвестность здешнего моря, расстояние не в одну тысячу миль, отделяющее их от сколько-нибудь цивилизованных портов, леса, горы и бездорожье, пустынное побережье Приамурского края составляют крепости, непреоборимые для самого сильного врага, пришедшего с моря".

"Что за манера поучать, растолковывать самоочевидные вещи, излагать все с такими частностями, будто письмо предназначается новичку, который не кажет и носу из своей резиденции! Пора бы помнить, что я не хуже Невельского знаком с Амуром. Или он пишет свои рапорты и донесения ради потомства, чтобы представить себя единственным ревнителем и пионером Амура?"

"...Каждый же прибывший сюда человек, без совершенно полного довольствия пищею и одеждою и строительным материалом (кроме леса, разумеется) и инструментами, будет нас здесь не усиливать, а только ослаблять и обременять, распространяя болезни и смертность, поэтому не следует присылать людей без полного обеспечения всем вышеупомянутым".

Пробежав это письмо, Муравьев со злостью швырнул его в глубину ящика, чтобы забыть о нем. Он не собирается присылать людей к Невельскому. Наоборот, он рассчитывает послать людей и снаряжение на Камчатку вопреки мнению Невельского.

Но проходило время, Петербург ничего не обещал, ничего не приказывал, и Муравьев, чувствуя необычную боль в простреленной руке, вытаскивал письмо и перечитывал наставления Невельского:

"Здесь в настоящее время каждый солдат прежде всего должен быть плотником; самое для него необходимое: топор, теплая одежда и полное во всех отношениях продовольствие. С этими средствами он может бороться и выйти победителем неминуемого и лютого здесь врага - мороза и других условий, вредно действующих на здоровье и порождающих различные болезни и смертность. Победивши этого врага, внешний враг, пришедший с моря, для нас будет уже уничтожен, ибо, прежде чем добраться до нас, ему придется встретиться с негостеприимным и богатым банками лиманом, в котором он или разобьется, или же очутится в совершенно безвыходном положении. Он не решится также без пользы терять людей, высаживать десанты на пустынные берега Приамурского края".

Следующая фраза приводила Муравьева в состояние крайнего раздражения, - он от своих клевретов знал, как нелестно отзывался Невельской о воспитанниках Кавказа и красносельских лагерей, о настоящих, с точки зрения Муравьева, военных, мечтающих об орудийном громе и воинской славе.