Вот поистине гасконское хвастовство газеты "Эко де пасифик": "Французские суда были предметом глубочайшего сочувствия не только наших соотечественников и союзников, но и американцев; каждый с завистью увлекался успехами союзных флотов!" Вот и рассказать бы миру о захвате знамени Гибралтарского полка, о флаге, сбитом на гафеле "Президента" первым же залпом "Смертельной" батареи, о жалком виде неприятельских судов после второго сражения, об их бегстве из Авачинской губы! Впрочем, и кое-кто из калифорнийских репортеров, больше доверяющих собственным глазам, чем болтовне французов, проговаривается, рисуя истинное положение вещей. Так, "Сан-Францисская газета" на следующий день после прихода эскадры сочувственно сообщила, что "состояние французских судов в гавани носит сильное свидетельство искусства русских в артиллерийском деле; потребуются большие суммы денег на исправление всех повреждений". Вероятно, это соболезнование не понравилось Депуанту, и он поторопился известить газету о том, что английские суда находятся в еще более плачевном состоянии. "Говорят, — дополнительно осведомляла читателей "Сан-Францисская газета", — что английский фрегат "Президент" находится в весьма печальном положении и достиг острова Ванкувер с большой опасностью. Одно ядро, пущенное с русской батареи, разом уложило тринадцать человек, и фрегат пробит насквозь во многих местах".
Но "Геральд", выходивший в Сан-Франциско, спешил уверить своих подписчиков в том, "что союзный флот овладел бы Петропавловском б е з в с я к о г о т р у д а, если бы не нуждался в провизии"!..
"Тогда отряд, не будучи в состоянии выносить неравный бой, — писал калифорнийский "Таймс" о сражении на Никольской горе, — получил приказание отступить и возвратиться на суда… Войска медленно удалялись…"
Такие сообщения Максутов не мог читать спокойно. "Неужели и эта ложь останется безответной, неужели русские газеты промолчат и для всего мира камчатские события будут выставлены в ложном свете?"
Тихоокеанский бассейн, прежде незнакомый Максутову, теперь, после плавания "Авроры" и боя с англо-французской эскадрой, все больше занимал его. Немногие американские газеты, особенно газеты севера, отзывались о русском флоте с расположением и симпатией. Позиция правительства Американских Штатов была иной, — Максутов, бывая в различных департаментах, причастных к снабжению армии и флота, прекрасно видел это.
В военном ведомстве он узнал о панических письмах штабс-капитана Лилиенфельда, командированного в Америку специально для наблюдения за выполнением военных заказов. Американские фабриканты продолжали обманывать Россию. Они мошенничали, нарушали сроки, предъявляли необоснованные требования, настаивали на непомерных авансах, пытались внести в деловые соглашения пункты, делавшие практически невозможной транспортировку оружия в Россию, — и кончали тем, что заказанные Петербургом партии нарезных ружей отправляли в Париж и Лондон. Пытались сбыть России дрянь, от которой Лилиенфельд отказывался. Петерс, Кольт, Перкинс словно сговорились дурачить и шантажировать представителя артиллерийского департамента России.
Русский агент в Сан-Франциско настаивал на том, чтобы "военные призы" — русские торговые суда, приведенные в американские порты англичанами и французами, возвращались России. Это требование отвечало позиции нейтралитета, официально объявленной Соединенными Штатами. Однако на запросы Сан-Франциско американское правительство давало уклончивые объяснения и оставляло широчайший простор для произвола местной администрации. Ни один торговый корабль не был возвращен Росии.
Между тем тихоокеанские порты Соединенных Штатов превратились в опорные пункты англо-французского флота. Золото и симпатии плантаторов-рабовладельцев открывали все гавани неприятельским судам, которые нуждались в провизии, порохе, в ремонте и длительной стоянке. Корабли Никольсона, Депуанта, суда внушительной эскадры адмирала Стирлинга могли являться в Сан-Франциско и другие порты Америки как в свой собственный дом, располагаться там по собственному усмотрению, набираться сил для новых разбойничьих набегов на берега России и Китая. Американский флаг на "Вираго" не был ни чрезмерной дерзостью, ни слишком большой подлостью Дэвиса Прайса, — скорей это был и символ и практический шаг, вполне отвечавший действительной позиции правительства Пирса — президента Соединенных Штатов.