Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая

О фельдмаршале можно сказать: всех врагов он наживал себе честно. Завеса притворства не могла скрыть его высокомерия, спеси, презрительного отношения к окружающим. Особенно несносен граф был со своими подчиненными. Записной интриган, Миних сделался инициатором многих генеральских скандалов и склок. То он в недопустимо обидной форме требует финансового отчета от заслуженного генерала Иоганна Бернгарда фон Вейсбаха, то направляет оскорбительное письмо принцу Людвигу-Вильгельму-Иоганну Гессен-Гомбургскому, то затевает низкую свару с фельдмаршалом Петром Ласси. Порой разбирать тяжбы враждующих сторон приходилось самой императрице, о чем она с гневом писала: “Такие конвуиты (поступки – Л.Б.), как главные командиры имеют, мне уже много печали делают, потому надобно и впредь того же ждать, как бездушно и нерезонабельно (неразумно – Л.Б.) они поступают, что весь свет может знать”. Положение усугублялось тем, что подобные дрязги происходили во время войны и объективно мешали слаженности и боеспособности российской армии.

Царствование Анны Иоанновны было звездным часом карьеры и славы Миниха. И символично, что последние слова умирающей императрицы: “Прощай, фельдмаршал!” – были обращены именно к нему.

После смерти монархини регентом при августейшем младенце Иоанне Антоновиче становится герцог Курляндский Бирон, который позволял себе оскорблять и третировать родителей императора – Анну Леопольдовну и Антона-Ульриха Брауншвейгских. После очередной стычки с Бироном Анна Леопольдовна обратилась за советом к Миниху, который с ее одобрения составил план низложения временщика.

Вечером 8 ноября 1740 года Миних ужинал у Бирона. Хозяин (которому нельзя было отказать в интуиции), между прочим, спросил гостя: “Случалось ли вам предпринимать решительные действия ночью?” “Случалось, если того требовали обстоятельства”, – невозмутимо ответил фельдмаршал, поблагодарил за ужин, откланялся и удалился. А ночью отряд из 80 гвардейцев под командованием адъютанта Манштейна арестовал регента. “Караул!” – закричал спросонья Бирон. “Караул прибыл, Ваша светлость!” – сказал Манштейн и распорядился отправить арестованного в Шлиссельбургскую крепость.

После прихода к власти Анны Леопольдовны между ведущими министрами началась глухая подковерная борьба. Антон-Ульрих стал генералиссимусом, а граф Миних первым министром, то есть главой правительства.

Последний настоял на нейтральной позиции России в предстоящей войне за “австрийское наследство” и добился заключения союза с Пруссией. Это вызвало недовольство Брауншвейгского семейства с его ярко выраженной австрийской ориентацией. В итоге правительница издала указ, ограничивающий полномочия Миниха. Недовольный Бурхард Христофор заговорил о своей отставке, надеясь, что ее не примут. Но отставку тут же приняли – и Миних остался не у дел. Некоторые историки говорят о неблагодарности Анны Леопольдовны, проявленной к фельдмаршалу, приведшему ее к престолу. При этом забывают о болезненном честолюбии Миниха и его неукротимой жажде повелевать. Он то и дело одергивал генералиссимуса и даже затеял с ним склоку.

И что же разжалованный фельдмаршал? Он не желал смириться с тем, что остался не у дел, и начал вести переговоры с Фридрихом II, рассчитывая поступить на прусскую службу. При этом добился от сего монарха графство Вартенберг в Силезии, а также заполучил от императора Карла VII диплом графа Священной Римской империи. Он уже паковал чемоданы и готовился к переезду в Кенигсберг, где его ждали роскошные апартаменты в королевском дворце. Но тут грянул дворцовый переворот и смешал все карты. Новая императрица Елизавета Петровна безжалостно расправилась с ведущими сановниками царствования Анны Иоанновны.

Хмурым январским утром 1742 года в Петербурге по Сенатской площади, в числе прочих, вели к эшафоту под конвоем графа Миниха. Но в отличие от других осужденных, фельдмаршал не только сохранил присутствие духа, но даже шутил с конвоирами, говоря, что и на плахе они увидят его таким же молодцом, каким видывали в баталиях. Готовясь к смерти (а его приговорили к четвертованию) и еще не зная, что ему сохранят жизнь, он как бы рисовался своим бесстрашием. Все приговоренные к казни обросли за время заключения их в крепости бородами и были в изношенных платьях; один только Миних был выбрит и сохранил обычные молодечество и щеголеватость. Гордо и презрительно, с всегдашнею своею величавою осанкою, он беспрестанно озирался кругом, как будто все происходящее нисколько не касалось его.