Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига первая

Сенатор князь Яков Шаховской, которому была поручена отправка осужденных в ссылку, оставил примечательные “Записки”, в которых живописал поведение Миниха при объявлении ему монаршего приговора. По его словам, опальный фельдмаршал бодро направился ему навстречу и глядел такими смелыми глазами, какими окидывал, бывало, поле битвы. Когда ему объявили указ о его ссылке в сибирский городок Пелым, на лице Миниха выразилась не столько печаль, сколько досада. Он театрально поднял руки, и, возведя вверх глаза, сказал твердым и громким голосом: “Благослави, Боже, ее Величество и ее государствование!” Затем он попросил только об одной милости – “для спасения души” разрешить отправить вместе с ним в Пелым и лютеранского пастора Мартенса.

Ранее в эту таежную глухомань был (не без участия Миниха) сослан его враг, бывший регент Бирон, но новая императрица распорядилась переместить его в Ярославль. На мосту возле города Казани разжалованный фельдмаршал случайно встретился с этим некогда всесильным временщиком, которого везли из Пелыма на место нового поселения. Они узнали друг друга и молча поклонились.

Пелымская ссылка Миниха продолжалась долгие двадцать лет. Кипучая натура ссыльного не выносила бездействия. Он, как и в прежние времена, занимает себя писанием трактатов по фортификации, составляет проект по изгнанию турок из Европы, чертит военные планы, а заодно мечтает о месте сибирского губернатора. Он пишет в Петербург письма. И к каким только изощренным уверткам ни прибегает, на какие тайные пружины ни нажимает, чтобы испросить прощение монархини! Он апеллирует даже к праху Петра Великого, который (что за лихой риторический прием!) будто бы сам “ходатайствует” о нем перед лицом дочери: “Прости этому удрученному все его вины из любви ко мне, прости из любви к себе, прости из любви к империи, которую ты от меня унаследовала, благосклонно выслушай его предложения и прими их как плоды тебе верного, преданного и ревностного”. Ответа из столицы он так и не получил. И что же? Он не отчаивается даже тогда, когда под угрозой доноса караульного офицера вынужден был предать огню плоды своих трудов, почему-то названные стражей “зловредными писаниями”. Но учить грамоте местных детей, заниматься сельским хозяйством, равно как – хоть и в Пелыме! – одеваться со вкусом – в этом никто не мог ему помешать. После смерти Мартенса в 1749 году Миних взял на себя еще обязанности пастора и ежедневно собирал для молитвы всех ссыльных иноземцев. Вообще, любовь к труду, приправленная только ему присущим задорным щегольством причудливо сочетающаяся с особым религиозным стоицизмом, давала графу нравственные силы в его долгом изгнании.

Только приход к власти Петра III изменил судьбу Миниха. Высочайшим указом он был возвращен из Пелыма в Петербург, получил прежние фельдмаршальское звание, награды и регалии. Для проживания в столице семейству Миниха был выделен обширный поместительный дом со всей обстановкой. Вот каким рисует его портрет современник сразу же после возвращения из ссылки: “Это был крепкий, рослый старик, отлично сложенный, сохранивший всю огненную живость своей натуры. В его глазах было что-то проницающее, в чертах лица что-то величавое, внушающее благоговейный страх и покорность его воле… Его голос вполне соответствовал его осанке: в нем было что-то повелительное”.

И в дни дворцового переворота, во главе которого стояла супруга императора Екатерина Алексеевна и гвардейские офицеры братья Орловы, генерал-фельдмаршал Миних, по словам А. С. Пушкина, “верен оставался паденью Третьего Петра”. Именно он посоветовал отстраненному от власти императору отправиться на яхте в Кронштадт, чтобы оттуда на военном корабле отплыть в Пруссию. Там он рассчитывал на помощь Петру III со стороны русских экспедиционных войск, сражающихся там против Дании.

Взошедшая на российский престол Екатерина II приняла престарелого полководца милостиво. До нас дошел их разговор.

– Вы хотели сражаться против меня? – спросила императрица.

– Ваше Величество, – отвечал с достоинством фельдмаршал, – я хотел жизнью своей пожертвовать ради государя, который возвратил мне свободу. Теперь же я считаю своим долгом сражаться за вас, и вы найдете во мне вашего вернейшего слугу…

И государыня не только не тронула Миниха, но возвысила его, назначив главным директором Ревельской и Нарвской морских гаваней, Кронштадтского и Ладожского каналов. Граф снова оказался востребован – с энтузиазмом, которому мог бы позавидовать юноша, “со взором горящим”, он трудится над созданием военной гавани в Рогервике. Озабоченный ходом строительных работ, он одолевает письмами императрицу, называя ее “Божественной”. “Рогервик – оплот против шведов и всех завистников России, – пишет он, – непременно следует достроить там гавань, и если Ваше Величество не окажете внимания к этому полезному предприятию, то мне останется удалиться в бедную хижину и там окончить дни мои”.