Читаем Русский язык. Трудности, тайны, тонкости и не только… полностью

Например, Гулливер в своих путешествиях (если кто не знает, Гулливер был не только в стране лилипутов) тоже субъективно оценил язык лошадей, в страну которых его занесла неуёмная фантазия Джонатана Свифта: «Произношение у гуингнгмов – носовое и гортанное, из всех известных мне европейских языков он больше всего напоминает верхнеголландский или немецкий, но он гораздо изящнее и выразительнее».

Можно предположить, что немцы где-то перешли дорогу Джонатану Свифту, и тот им изящно отомстил, тонко намекнув, что даже лошадиное ржание приятнее на слух, чем… ну да ладно.

В целом же, пеняют на изобилие в русском языке шипящих, на рычащее [р], проглатывание гласных, отчего язык кажется жёстким.

Действительно, в английском языке, например, даже твёрдые звуки принято сглаживать, смягчать, тогда как в русском они произносятся чётко. Вспомните, как произносится звук [р] в английском и русском языках! Но куда уж русскому до исландского (попадался мне каким-то чудом DVD с дубляжом на исландский язык). Вот уж где действительно «камнепад в горную реку!»

Да, русский язык не прост, пожалуй, даже очень сложен для иностранцев. Вспомним хотя бы наши шесть падежей и множество падежных окончаний, хитрые числительные и затяжные шипящие причастия, защищающиеся от деепричастий и незамечающие нашествия внешних врагов.

Тем не менее русский, как и любой другой иностранный язык, поддаётся изучению, что и было доказано многими пришельцами эпохи французских гувернёров и немецких придворных гастарбайтеров.

Ну а тем иностранцам, которые считают русскую грамматику неизмеримо трудной, можно, улыбнувшись, доверительно сказать на ушко: «Скажите спасибо, что у нас нет тоновости, как в китайском или вьетнамском, да и пишем мы не иероглифами!».

Четыре «Т» русского языка

Трудности русского языка

Несчастны люди, не являющиеся носителями русского языка, но вынужденные его изучать!

Первые трудности, с которыми сталкиваются иностранцы, изучая русский

Начнём с кириллического алфавита. Первое столкновение с ним непосвящённых уже вселяет ужас. В первые дни изучения каждое достижение для иностранцев – маленькая победа. Даже когда они читают слово «хлеб» пять минут. Они думают: «Круто, совсем скоро я прочту Толстого и Достоевского в оригинале!»




Но они быстро понимают, что прочесть алфавит – это одно, а говорить на русском – совсем другое.



«Представьте, что вас пнули в живот», – говорит преподаватель, объясняя звук [ы]. Ещё это можно сравнить со стаей пьяных морских львов.

Спустя три недели у них получается правильно выговорить «привет».

А если не получается, они просто начинают говорить всем «добри день».



А звуки [ш], [щ], [ч]? Для чего они вообще? Когда они начинают их употреблять – ни один носитель русского языка поначалу их не понимает.

Что такое «почтовый яшик»? Ах я-я-ящик…

Их пугает загадочный маленький мягкий знак, прокрадывающийся в самые различные слова и делающий своё чёрное дело.



Они говорят, что им нужен магазин, где продаются диваны, кровати и столы, потому что слово «мебель» для них слишком сложное. Первые попытки переводов абсолютно неверны. В формах русских глаголов можно путаться бесконечно. Грамматика, бессердечная ты сука!

Выучив один падеж, они осознают, что есть ещё пять. «Как перестать беспокоиться и полюбить именительный, родительный, дательный, винительный, творительный и предложный падежи?»

Они должны запомнить, что телевизор мужского рода, газета – женского, а радио – среднего. Особенно плохо носителям языков, в которых нет категории рода.

А потом… Потом в дело вступают глаголы движения. Преподаватель заставляет их совершать путешествие по воображаемому городу, где они должны ехать, идти, выходить, обходить, переходить и заходить.



Им кажется, что прочесть курсив носителя совершенно невозможно. (Попробовали бы они почитать записи наших врачей…)



Они начинают привыкать к тому, что повелительное наклонение в русском языке – не грубость, а норма.

«Я бы хотел чашечку кофе, пожалуйста» – уже слишком много слов.

Они неизбежно путают ударение в слове «писАть».

Или говорят об обрезании вместо образования.

В России, чтобы их поняли, они вынуждены просить спрайт или лонг-айленд с самым ужасным акцентом. Впрочем, сами они с таким же ужасным для русского уха акцентом говорят «водка» и «калашников».



Даже если им это не нравится, им придётся представляться русским аналогом своего имени. Иначе их не понимают.

Даже если они изучают русский язык годами – в их речь всё равно может вкрасться ошибка. Потому что это не они учат русский – это русский учит их.

Внезапно странное нагромождение кириллических букв обретает понятный и знакомый смысл! Например, «яхт-клуб», «ксерокс», «бодишейпинг».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики
Флейта Гамлета: Очерк онтологической поэтики

Книга является продолжением предыдущей книги автора – «Вещество литературы» (М.: Языки славянской культуры, 2001). Речь по-прежнему идет о теоретических аспектах онтологически ориентированной поэтики, о принципах выявления в художественном тексте того, что можно назвать «нечитаемым» в тексте, или «неочевидными смысловыми структурами». Различие между двумя книгами состоит в основном лишь в избранном материале. В первом случае речь шла о русской литературной классике, здесь же – о классике западноевропейской: от трагедий В. Шекспира и И. В. Гёте – до романтических «сказок» Дж. Барри и А. Милна. Героями исследования оказываются не только персонажи, но и те элементы мира, с которыми они вступают в самые различные отношения: вещества, формы, объемы, звуки, направления движения и пр. – все то, что составляет онтологическую (напрямую нечитаемую) подоплеку «видимого», явного сюжета и исподволь оформляет его логику и конфигурацию.

Леонид Владимирович Карасев

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука