Живя на протяжении многих месяцев в этой рациональной идее, Витберг пытался мало-помалу перевести ее на язык архитектуры: «Мысль моя ближе и ближе выражалась в красоте»84
. Постепенно перед внутренним взором Витберга прояснились формы трех храмов. Прежде чем говорить о них, заметим здесь, что в качестве места для постройки храма Христа Витберг избрал Воробьёвы горы: в непосредственной близости от этого живописного места шло отступление из Москвы войск Наполеона.Итак, храм тела
(иначе – храм Рождества), по Витбергу, должен был служить основанием всей постройки и иметь форму параллелепипеда. Он виделся архитектору находящимся преимущественно в горе, так что снаружи оказывалась лишь одна его восточная стена. На этой стене предполагалось поместить прозрачное – на стекле – изображение Рождества, через которое свет поступал бы в пространство храма; других светильников там, по замыслу Витберга, быть не должно. Этот мрачный катакомбный храм не только содержал в своих формах намек на могилу (собственно тело, без души, мертво), но был призван стать ею: Витберг считал, что в телесном храме надо расположить усыпальницы героев Отечественной войны и постоянно служить по ним панихиды.На телесном храме, согласно проекту Витберга, располагался храм душевный,
куда из нижнего храма вели внутренние лестницы. Формой этого храма был избран крест – символ тела живого, и одновременно – эмблема земной жизни христианина. Алтарь душевного храма должен освящаться, согласно Витбергу, в честь Преображения Господня. Полусвет в храме указывал бы на смешение добра и зла в жизни человека; барельефы по его стенам с изображением евангельских эпизодов заключали бы в себе жизненный идеал.Верхний храм – храм духа
– базировался в витберговском проекте на крестообразном храме души и имел в плане круг. Эта линия, считал Витберг, лучше всех прочих обозначает мысль о бесконечности. Духовный храм должен быть ярко освещен, и свет отсюда должен проникать в храм душевный. Храм духа – он же храм Воскресения Христова; барельефы его должны были передавать события после Воскресения, завершающиеся эпизодом Вознесения Господа в духовном теле на небо. Снаружи верхний храм должны были окружать фигуры ангелов; вокруг среднего храма планировалось разместить статуи ветхозаветных пророков. Внизу же Витберг думал расположить барельефы с изображением побед 1812 года – т.е. чисто исторические картины. Витберговский храм венчался куполом, окруженным чугунной колоннадой. Вдоль колоннады предполагалось расставить скульптурные изображения пяти главных масонских добродетелей. «Для того, чтоб войти в истинный храм Христов, в самого себя, – глубокомысленно замечал Витберг в пояснение этого элемента своего проекта, – надлежит усвоить главнейшие добродетели» – веру, надежду, любовь, чистоту и смирение. В деталях своего храма Витберг намеревался выразить множество как чисто масонских, так и общехристианских смыслов; эстетика всей постройки – это эстетика символа и аллегории. Интересно, что центральная тема – тема Христа Спасителя – присутствовала у Витберга лишь своей исторической стороной (через посвящение престолов трех «малых» храмов главным событиям жизни Христа): «В храме выражалась и изображалась вся история Спасителя, имени коего он посвящается»85.Воплотить свою идею в камне Витберг намеревался, очень вольно используя типичный для тогдашней эпохи стиль классицизма. В «Записках» рассказывается о том, как он колебался между формами «готическими» и «греческими», остановившись в конце концов на последних; повлиял на него также и облик римского храма Св. Петра. Впрочем, замысел Александра I предполагал постройку еще более грандиозную: «Храм должен быть величествен и колоссален, [должен был] перевесить наконец славу храма Петра в Риме»86
. Откуда такой размах замыслов русского царя? Россия в те годы (1813–1815, время заграничных походов русских войск, Венского конгресса и Священного союза) видела себя во главе коалиции европейских государств, сложившейся ради противостояния Наполеону и повсеместному революционному брожению. В объединении Европы Александр усматривал религиозную глубину: для него вопрос стоял отнюдь не об одном политическом союзе. Инициатива великого религиозного синтеза, по мысли Александра (и, по-видимому, вдохновлявших его европейских масонов), была за Россией. Символом духовного единства всех христиан и должен был стать храм Христа Спасителя.