Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

Председателем земного шара сам себя назначил Велимир Хлебников. «Король поэзии» избирался в Коктебеле тайным голосованием, по воспоминаниям Семена Липкина. Принято было голосовать за хозяина, Волошина, несмотря на присутствие других, отнюдь не менее значительных, претендентов. Сам Липкин обожал составлять списки поэтов по ранжиру: первый ряд, второй, третий; в список кандидатов помещал иногда себя, Инну Лиснянскую; иногда всё переставлял, мешая карты. Страсть к иерархии среди поэтов все-таки неистребима.

Несмотря на обстоятельства, будем фильтровать базар дальше.

III. ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Трудно первые десять лет

I. ОБ ОТЛОЖЕННОМ ВЛИЯНИИ

Начался ли в русской словесности двадцать первый век? Литература пока договаривает век двадцатый. Договаривает, додумывает, рефлексирует. Причем во всех планах – содержательном и выразительном. Главный ее жанр – элегия.

Двадцатый век был испытанием не только для России, но и для русской литературы, разделенной на части. Части, может быть, и срослись, но части были меньше чаемого, а «большого целого» не получилось. Вместо «большого целого» литература распалась на множество «литератур» и сублитератур; хотя сегодня следует сосредоточиться все-таки на той литературе, которая предназначена для осмысленного чтения, а не для времяпрепровождения в очереди к стоматологу.

Русской литературой были упущены возможности – те, что сулил ей наработанный золотой капитал девятнадцатого века и серебряный – двадцатого. Поэтому в конце века ей пришлось срочно догонять и моделировать саму-себя-возможную. Но сделать свой путь последовательным она уже не смогла. Сделать так, чтобы вовремя и во всей силе, вживую, литература обрела влияние Андрея Платонова, Вл. Набокова, Леонида Добычина, Константина Вагинова… Нет, это было уже недостижимо. Все равно что говорить о самой России: какой бы она стала, если бы не 1917 год.

Другой.

Богатой, как Америка, а может, еще богаче. В том числе людьми: демографами подсчитано, что население страны сегодня было бы вдвое больше.

Нереализованные возможности, неродившиеся дети, упущенная выгода – все это распространяется и на русскую литературу двадцатого века.

Поэтому она изо всех сил к концу века нагоняет сама себя, с конца 80-х и все 90-е годы получая и осваивая утаенное наследство. Но того органического влияния, которое было бы оказано на следующие поколения, не случилось. Не произошло.

Потому что отложенным влияние не бывает.

II. О НЕОСОВЕТСКОМ

Литература начала двадцать первого века с трудом сходила с дороги, проложенной советскими писателями. Повторяю: советскими,  – а нерусскими писателями советского времени. Я имею в виду прежде всего художественный язык.

«Буря в стакане литературной воды» разыгралась после публикации статьи Ольги Мартыновой «Загробная победа соцреализма», написанной для Neue Zurcher Zeitung и переведенной сначала «ИноСМИ», а затем – более точно – самим автором для OpenSpace. Несколько лет тому назад я выпустила книгу не только о явлении, проявляющемся все более четко, но и о его истоках, и назвала его «носталья-щим». Советское, писала я тогда, оказалось «эстетически стойким, если не непобедимым. Постсоветская культура продолжает демонстрировать затянувшуюся зависимость от языка и стиля, от действующих лиц и исполнителей ушедшей эпохи». О. Мартынова задает вопрос, сдвигая ситуацию: «Речь идет <…> о терпимом, если не поощрительном отношении к этому явлению со стороны „литературной общественности“ за пределами старого „красно-коричневого лагеря“ (т. е. если бы Распутину или Белову нравился Захар Прилепин, то в этом не было бы ничего странного или интересного; интересно, когда он нравится Александру Кабакову, Евгению Попову или Александру Архангельскому)». Сейчас, когда я пишу эти строки, по Первому каналу ТВ начинается очередной выпуск новой программы «ДОстояние РЕспублики» – собравшиеся в телеаудитории вдохновенно перепевают популярные советские песни 40—50-х годов. А по каналу «Россия» идут «Лучшие годы нашей жизни», продолжаются триумфы Кобзона, Пахмутовой, идет праздничный концерт ко Дню милиции.

Советское – методом погружения.

Действительно, «речь идет о культурном реванше».