Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

IX. О РОМАНЕ С ИСТОРИЕЙ

Определение «исторический роман» сегодня можно взять в кавычки.

Чем актуальнее смысл, ради которого затеяна книга, тем историчнее фон, тем глубже старается проводить свои исторические параллели автор.

Василий Аксенов, букеровский лауреат уже нового, XXI века, определял литературу как ностальгию. Вряд ли у него самого была ностальгия по XVIII веку, куда отнесены «Вольтерьянки и вольтерьянцы». Вряд ли он ностальгировал по сталинскому времени («Москва-ква-ква»), но в результате – настоянная на ностальгии по собственной молодости книга этой самой ностальгией и отшибла даже запах непривлекательных особенностей эпохи.

Гораздо жестче по отношению к недавней (и давней) истории писатели более молодого, чем ностальгирующие шестидесятники, поколения – к ним относятся и уже упомянутый Л. Юзефович, и его земляк-пермяк (изначально) А. Королев с его «Быть Босхом».

Описательная история в литературе уже XXI века преображается в сюжетную историческую метафору. Речь идет не больше не меньше как о метафоре исторического развития России – этому посвящены романы Владимира Шарова («Мне ли не пожалеть», «Старая девочка»), Дм. Быкова («Орфография», «Оправдание», «ЖД», «Списанные»), Владимира Сорокина («День опричника», «Сахарный Кремль»), Виктора Пелевина («Т»), выстраивающиеся, как правило, в авторские историософские серии. Последний в этом ряду роман – «ГенАцид» Всеволода Бенигсена.

Дмитрий Быков вообще явление феноменальное: и по плодовитости, литературной и журналистской активности (тут вам не только романы, но и литературные биографии, стихи, эссе, колонки, стихотворные фельетоны… а сейчас еще и драму в стихах, по слухам, сочиняет), и по количеству выдвигаемых моделей развития Руси/России. Это провока-тивное письмо. И оно должно возбуждать умственную деятельность читателя.

Но ведь и здесь все разбухло настолько, что о проглотить не может быть и речи. Тем более – залпом: так, как читались (и немедленно перечитывались) книги Юрия Трифонова.

К разбухшим от слов книгам с историософией добавлю хотя бы Максима Кантора с его двумя томами (каждый по тысяче страниц) одной книги, «Учебник рисования».

X. О ЛИТЕРАТУРНОЙ ЗАДАЧЕ

Поставлю вопрос иначе: обязательно ли писателю сегодня уметь писать, работать над «веществом прозы», обладать композиционным даром, проявленным стилем, словесным искусством? Ведь художники давно уже не рисуют, картина умерла, рисунок – исчез. Так зачем мучиться? Чтобы стать писателем? Для этого сегодня… и т. д.

Не отсюда ли возникло совсем странное явление в современной прозе – отнюдь не филологическая проза профессиональных филологов. Последнее явление в этом ряду – Андрей Аствацатуров: роман «Люди в голом» засветился в списках уходящего десятилетия.

Андрей Аствацатуров – мало того что филолог-профессионал, преподаватель филфака СПбГУ, он еще и сын преподавательницы того же факультета, и внук академика В. М. Жирмунского. И что же? Ничего «филологического», никаких намеков на стиль и т. д. в сочинении просто нет. Короткие простые фразы (из трех-четырех слов), минимум эпитетов, деепричастных оборотов. Проза от первого, разумеется, лица, которая легко пишется и легко поглощается, поскольку рассчитана на идентификацию читателя с повествователем (и я такой же, там же, с такой же, с такими же проблемами). Движение филологов в сторону масслита начато раньше, в 90-е – назову хотя бы Б. Акунина. Но он-то (и стоящий за ним Г. Чхартишвили) никогда не забывает о своем филологическом происхождении; в его романах (и пьесах) всегда поставлена литературная задача, так или иначе решаемая, по вкусу это нам или нет. У нового поколения (филологов) литературная задача исключается вообще (если не считать задачей просто написать книгу). Доступность и внятность, близость к аудитории, к публике (я такой же, как вы, я один из вас).

Возникает ощущение, что литература словно бы испугалась сложности и на пороге XXI века резко сдала назад. Испугалась предоставленных возможностей и испугалась развития. Отпрянула.

А куда ей было «отпрянуть»? Придумано: «новый реализм».

XI. ЕЩЕ О «РЕАЛИЗМЕ»

Но реализм не бывает старым. Или он есть, или его нет.

«Новый реализм» уже не один раз придумывали и однажды назвали его «социалистическим».

Куда было идти? возвращаться? К какому реализму? На самом деле Р. Сенчин, Д. Гуцко, 3. Прилепин воспитаны на книгах М. Горького, Л. Леонова, В. Распутина, В. Белова; а стоит за ними Литинститут с семинаром советского писателя Рекемчука в лучшем случае. Это ведь здесь пересекаются воспоминания, в том числе о литературном питании и воспитании. Сколько бы ни написала Мариэтта Чудакова замечательных книг о М. Булгакове и М. Зощенко, «ролевой моделью» собственной прозы (о Жене Осинкиной) она выбрала все-таки своего любимого Арк. Гайдара, а не М. Булгакова.

Все никак не проходит это прошлое – причем и в самых простых, и в фантастических, казалось бы, случаях его обнаруживаешь, это влияние.

Только поскреби.