Таким путем – попытки преодоления собственной маргинальности – пытались пойти объединенные в «Группу 17» (под громким самоназванием) «Русские писатели: реалисты начала XXI века». Написали «Манифест», более всего похожий на рекламный листок: «Только мы можем ярко…! Только из наших произведений весь мир может… Только наши произведения донесут…!» Написали листовку: «А для очищения родной земли от скверны, мерзости запустения, мертвецкого смрада нужна революция… Сарынь на кичку!». И рванули туда, куда их не звали, – в Париж, на книжный салон (Россия в тот год была почетным гостем). Звали – тех, кого переводили во Франции, именно по этому принципу и составлялась литературная делегация; но конспирологическое сознание «русских писателей-реалистов» обнаружило в планах устроителей и организаторов очередной заговор и, предварительно обратившись с разгневанными письмами к президенту Франции Шираку и главе администрации президента российского Д. А. Медведеву, «пробили» свое присутствие – правда, за свой счет. Зачем – в Париж, если русский националистический дискурс направлен на исключительно «национальные ценности»? Вопрос остался без ответа – но на самом деле понятно зачем. Вот ведь у Л. Котюкова, как указано в книжке Валерия Куклина «Русская трагедия глазами русских писателей», выпущенной издательством «Голос-Пресс» советом под председательством того же Л. Котюкова, 32 премии, из них (оговорено специально) 8 – международных. (Сам
Они хотят «в Париж» для того, чтобы получить легитимизацию. Что, без признания на Западе их не существует – «русских» писателей? Вот этот-то параноидальный парадокс и является одной из особенностей русского националистического дискурса. В подкладке этого чувства – особое отношение к тем, кто уже (и давно) имеет прочный успех на Западе. Например, к В. Аксенову. Надо сказать, что привычной особенностью националистического дискурса в литературоведении является незнание, неточность, безграмотность при обсуждении предмета. Живущий в Берлине новый неистовый Виссарион, спаситель России «от поругания В. Аксеновым, Б. Хазановым, В. Сорокиным и присно с ними постмодернистами и прочими ненавистниками нашей Родины», В. Куклин должен был хотя бы знать родословную врагов России. Он путается и назначает матерью В. Аксенова Л., а не Евгению Гинзбург. Врет он и по поводу тиражей Аксенова, опередивших тиражи Ленина, врет о признании его Хрущевым, врет о гонорарах. М. Булгакова клеймит «наркоманом», рассуждает о «гаст-профессорах», разъезжающих на «гранды». Клеймит Солженицына.
Но поскольку поодиночке у «академиков» и «кандидатов» не получается, то они сбиваются в
«Вот она, Голгофа поэтической судьбы!», организованная комментарием. Кроме К. Коледина, в «созвездие» помещены В. Артемов, В. Верстаков, Ю. Кабанков, О. Кочетков, М. Попов… Главным в отборе автора книги является не то, что они – «поэты», не то – что «современные», главное – что «русские»: это слово на обложке набрано самым крупным шрифтом. Русский, разумеется, в данном дискурсе определяется не по языку, а по крови. Сошлюсь и на пылкого В. Куклина: «И понял: великий русский бард полуеврейского происхождения не любит русско-американского писателя происхождения еврейского» (ну если уж пойти путем В. Куклина и подсчитывать доли, то неправда ваша – полуеврейского тож); «издательство для тех, кто является посетителем российских синагог» («Василий Аксенов – как зеркало первой криминальной русской контрреволюции», пунктуация авторская).