Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Приговор по делу Талицкого был вынесен 5 ноября 1701 г. «по указу великого государя и по боярскому приговору». Как мы уже знаем, Петр сам наблюдал за экзекуцией, направлял людей для увещевания Талицкого и, видимо, не случайно до 19 ноября находился в Москве. Прочитал ли царь обращенное к нему «Покаянное исповедание» Талицкого? Если принять во внимание тот интерес, который проявлял Петр к этому делу, его личные усилия, направленные на то, чтобы добиться публичного отречения Талицкого от «еретических» взглядов, царь должен был непременно прочитать, чтó написал Талицкий. И конечно, государь наверняка был разгневан тем, чтó ему пришлось прочитать: у Талицкого получилось не покаянное исповедание, а обличительная и довольно дерзкая речь, обращенная к царю, которая завершалась фразой: «Ахав царь повеле взыскати пророка Илию, яко бы возмущает народ. Егда Илиа прииде пред царя, тогда глагола ему царь: „Аще ты ли еси, развращаяй Израиля?“ И рече Илиа: „Не аз развращаю Израиля, но ты [и] дом Отца твоего, вне[гда оста]висте вы Господа Бога вашего и идоста вслед Ваала“». Не нужно обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что Талицкий сравнивал себя с пророком Илией, а Петра с нечестивым царем Ахавом, развращающим свой народ. Само же «раскаяние» книгописца сводилось к таким словам: «Естьли я его, царя, назвал неистинно против глаголов Божиих в своем мудрствовании, и о сем прошу у него, Творца своего, прощения. А ему, царю, аще желает своего, такжде души моей спасения, достоит на те пророческия глаголы со известным испытанием положить подлинные доводы многими свидетели». Иными словами, Талицкий допускал гипотетическую возможность, что он ошибся, и в таком случае просил у Творца (а не у царя!) прощения, но все же он вряд ли ошибся и потому рекомендовал Петру вместе со своими приближенными хорошенько рассмотреть всю его аргументацию («со известным испытанием») и сделать из этого «испытания» должные выводы.

Надо думать, после того как государь ознакомился с его «Покаянным исповеданием», Талицкого вновь привели на Красную площадь для исполнения смертного приговора. Предполагаю, что это произошло 19 ноября 1701 г., так как на следующий день Петр уехал из Москвы в Коломну. В толпе смотрящих находился подросток, стрелецкий сын Иван Соколов (возможно, его отец был одним из казненных стрельцов). Происходящее глубоко запало ему в душу. Спустя годы, в 1720 г., Иван Соколов вспоминал: «Будучи де тот Талицкой в Китае [городе] у казни, говорил о вере и о правде и стал было обличать во весь народ, и за то де тому Талицкому положили в рот кляп, чтоб не говорил о правде, и созжен. А тот де Талицкой подлинно стоял за правду. И те ево, Талицкого, слова приемлет он, Соколов, и содержит за истинную правду»[607].

Соколов стал горячим последователем Талицкого. Примерно в 1710 г. он записался в солдаты, принимал участие в Прутском походе, а потом, когда его полк был переведен в Санкт-Петербург, начал размышлять, как бы ему «убить ево, государя, до смерти». Несколько раз Соколов был близок к исполнению своего намерения. В 1720 г. он стоял на карауле у камеры племянника Мазепы А. И. Войнаровского в Петропавловской крепости. О своем намерении Соколов рассказывал своему другу, солдату лейб-гвардии Преображенского полка Никите Петровскому: «Стоит он, Соколов, ныне на карауле у арестанта Мазепина племянника Енаровского, и ежели де государь придет к тому Енаровскому, как он, Соколов, будет стоять на часах, и в тотчас он, Соколов, ево, государя, изрубит полашом у того Енаровского, потому что стояли они, караулные салдаты, у арестантов со обнаженными полашами, а он, государь, тех арестантов осматривал сам почасту, как те арестанты содержатца». Но государь в его дежурство осматривать колодников не приехал. В другой раз Соколов ожидал своего часа, когда «у Церкви Петра и Павла на колоколне становили часы, и в народе была молва, что он, государь, тех часов изволит смотрить сам, и он, Соколов, чаял, что он, государь, и к тому Енаровскому будет, и утвердился мыслью своей, конечно, ево, государя, втотчас изрубить, а себе принять мучение за веру християнскую и за правду. И в то время он, государь, часов и арестантов осматривать не приходил и пошол в поход на море». Видимо, после этого глубоко верующий Соколов пришел к убеждению, что нет Божией воли в том, чтобы убивать Петра I. С этого времени он «тое злую мысль, что ево, государя, хотел убить, отложил, а вздумал работать Богу: идти куда-нибудь в пустыню и пристать бы к пустынножителю в келейники, чтоб трудитца и научитца грамоте, а об нем, государе, мыслил, где б ево, государя, ни получит, тут народно ево, государя, обличать о пременении веры и о неправде»[608].