Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Обратим внимание на то, что Франциск Эмилиан устанавливает прямую связь между резонансными выступлениями церковников против брадобрития (в том числе и делом Талицкого) и тем комплексом мероприятий, который в научной литературе иногда называют «первым этапом церковной реформы»[624]: упразднение Патриаршего разряда и ограничение круга судебной компетенции местоблюстителя патриаршего престола только делами о «противностях Церкви Божией» и «ересях» (именным указом от 16 декабря 1700 г.[625]); восстановление Монастырского приказа (именным указом от 24 января 1701 г.[626]), который вскоре был наделен функциями управления церковным (как архиерейским, так и монастырским) имуществом[627]; установление жестких норм денежного и хлебного довольствия, выдававшегося на содержание монахов из доходов монастырских же вотчин (именным указом от 30 декабря 1701 г.[628]). Для реализации этой обширной программы, как известно, из Москвы направлялись царедворцы – несколько десятков стольников[629]. В историографии справедливо наиболее пристально исследовалась экономическая составляющая всех этих мероприятий[630]. Однако заметим, что не менее важной их составляющей было установление контроля не только над церковным имуществом, но также и над самими церковниками, особенно над монашествующими. В соответствии с именным указом от 31 января 1701 г. направляемые на места царедворцы переписывали не только монастырское имущество и монастырских крестьян, но также и самих монахов[631]. Переписчики получали инструкции, в которых среди прочего значилось такое распоряжение: «Переписать во архиерейском доме поименно монахов, и приказных, и дворян, и детей боярских, и певчих, и конюхов, и поваров, и всякого чину людей. Также и в монастырех братию и слуг, и подьячих, и служебников, и конюхов, и всяких монастырских работников, и мастеровых людей налицо»[632]. А в именном указе от 31 января 1701 г. содержались такие предписания:

А в которых монастырях перепищики застанут сколько где монахов и монахинь, и им быть в тех монастырях неисходным, и в иные монастыри их не принимать, разве великие каковые ради правильные вины, да изыдет, и в другой монастырь прият да будет с писанием отпускным того монастыря начальника, из него же изшел есть; из другаго же монастыря, в он же прият есть, никако да изыдет. <…> Монахи в кельях никаковых писем писать власти не имеют, чернил и бумаги в кельях имети да не будут, но в трапезе определенное место для писания будет, и аще нужды ради каковыя восхощет кто писати, и то с повеления начального, да пишет в трапезе явно, а не тайно, понеже убо древних отец предание бысть монаху ничто писати без повеления начального[633].

В регламентирующих документах, которые создавались в рамках реализации этого царского указа, уточнялось, что ответственность за контроль над монашествующими возлагалась лично на настоятеля. Он должен был «усматривать с великим прилежанием, естьли которой монах имеет из монастыря изысти великую нужду, и таковых отпускать из монастыря на малое время, часа на два и на три, с писмом же за печатью. <…> И без великия нужды для взятков из монастыря монахов не опускать». Монастырские ворота должны были быть всегда заперты, возле них должны стоять «безотходно караулные монастырские воротники», которым следовало «смотреть и беречь накрепко, чтоб ис того монастыря монахи нихто ни для каких дел без повеления властей и без отпускного писания никуды не выходили». Мирских людей разрешалось допускать в монастырь только во время богослужения[634].

Как справедливо заметила И. Н. Шамина, в этих установлениях проявилось подозрительное отношение царя к монашествующим, а особенно к «бродячим» монахам, как к «опасному и потенциально враждебному в государственно-политическом отношении элементу, который может тормозить проведение задуманных им реформ». Исследовательница предположила, что монахи чаще других «создавали и распространяли различного рода сочинения, направленные против петровских преобразований», а бродячие старцы способствовали циркуляции «опасных для государства идей». «Вероятнее всего, именно это и стало причиной попыток законодательно ограничить их самовольное перемещение», – полагает исследовательница[635].