Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Из этого дела следует, что на Большакова донесли портные мастера из крестьян Дмитровского уезда вотчины Троице-Сергиева монастыря. Эти мастера выполняли заказы дмитровских посадских людей на изготовление нового платья. Когда они в начале Великого поста первый раз пришли в дом Михаила Большакова (по всей видимости, для того, чтобы снять мерки), они стали обсуждать и некоторые актуальные новости. Крестьяне-портные при этом хвалили Петра I такими словами: «Ныне он, государь, ходит по службам сам и городы берет». Но хозяйка дома позволила себе не согласиться с такой положительной оценкой царя: «Прежние де государи по монастырям ездили, Богу молились. А нынешней де государь толко на Кокуй ездит, а в монастыри не ездит и Богу не молитца»[651].

Но эти слова тогда не послужили поводом для доноса. Очевидно, крестьяне не увидели в таких оценках ничего предосудительного (впрочем, Ф. Ю. Ромодановский так не думал: на следствии он допытывался, от кого Марья слышала, что государь «ездит на Кокуй», на что она отвечала, что слышала об этом «от проезжих людей, которые у них ставливались для постою, а каких чинов от людей и от кого, имяны, того не помнит»[652]). Когда же портные пришли в другой раз неделю спустя уже с готовым заказом и во время примерки и подшивки платья вновь стали обсуждать новости, высказывания Большакова и его жены перешли допустимые границы. Когда крестьянин Федор Кутьин стал рассказывать, что каких-то ранее присланных в Дмитров казаков по государеву указу выслали обратно к Москве, Марья «молвила спроста»: «Знать де у него, государя, блядь-та болит! Никак от стрельцов». Муж стал ее «унимать» словами: «Как де ты, страдница, смеешь про него, государя, говорить!»[653] Марья его успокоила, заверив: «Федор де тех слов не пронесет». Но когда Михаил Большаков стал примерять свою новую «саксонскую шубу», он сам не сдержался и стал приговаривать: «Указы де о платье прибиты жестокие под смертною казнью; хто де, растакая мать, это платье и затеял, того бы де повесил!»[654]

Как мы видим, и это дело не дает нам оснований столь однозначно утверждать, что в России начала XVIII в. существовал некий консенсус неприятия петровских культурных инициатив. В данном деле четверо портных мастеров из числа монастырских крестьян явно были на стороне государя. Заметим, что их процитированные выше похвальные слова о государе передала в своем допросе обвиняемая, жена Михаила Большакова Марья, а не они сами[655]. Надо думать, большое количество заказов на шитье западноевропейского платья, которое у них появилось благодаря известным петровским указам, не могло не поддерживать их верноподданнический настрой.