Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Что касается военных операций московитов, согласно всепокорнейшему мнению, выраженному в моей всеподданнейшей реляции Вашему Императорскому Величеству, они не могут оказать порядочного сопротивления при таких вопиюще слабых приготовлениях против сильного напора неприятельских войск, но в этом году, наоборот, очень легко может быть потеряно то, что они с таким трудом заполучили в предыдущей кампании, употребив такие большие средства и пролив много христианской крови. Хотя полководец генерал Гордон и большинство немецких полковников и офицеров держались мнения не выступать в поход и в этом году, однако все же принуждены были исполнить свои обязанности и двинуться из Москвы против повторно покинувших позиции и вновь восставших стрельцов. [Стрельцы] – это именно те (о свершенных высокомерных деяниях которых уже был представлен покорнейший доклад), которые находились под начальством Ромодановского на польской границе. В этот момент они [стрельцы] снова подняли бунт, собравшись в большем количестве у Торопца. Часть своих офицеров они связали по рукам и ногам, другую обратили в бегство из полков, распределив между собой должности оных. (F. 105) Теперь стрельцы хотят через несколько дней выступить к Москве, везя с собой пушки (которые они силой взяли из цейхгаузов вместе с другими необходимыми боеприпасами и оружием), чтобы жестоко выместить свою месть на боярах, особенно на полководце Шеине, камер-президенте Прозоровском и боярине Тихоне Никитиче [Стрешневе]. Притом следует опасаться, что и без того непокорная чернь при желании воспользуется такой возможностью, присоединится к восставшим и тем самым вызовет ужасную кровавую баню. Потому-то для предотвращения сего зла, могущего повлечь тяжкие последствия, стрельцов, расквартированных поблизости от Москвы, забрав у них все оружие и снаряжение, перевели под стражу в царский замок Кремль до тех пор, пока надвигающийся мятеж не утишится, а пожар внутренней войны не будет потушен. Ближние бояре, полководцы и другие главные министры уже несколько раз проводили свои ночные советы и размышляли, как наилучшим образом преодолеть эту опасность. Наконец, было постановлено, чтобы 25‐го числа сего месяца полк царской гвардии, генерал Гордон с подчиненными ему 2500 людьми и около 6000 дворян верхом, а также императорский полковник артиллерии Краге с 20 с лишним орудиями, примерно 1000 ручных гранат и большим [запасом] картечи отправились навстречу этим нарушителям присяги и ожидали их приближения на выгодной позиции. Однако большинство бояр опасаются, что это слишком дерзкое и рискованное предприятие, будучи уверенными, что бунтующие стрельцы имеют большую поддержку и продвигаются сюда, рассчитывая на ее усиление [по мере их приближения к Москве]. Это небезосновательное размышление увеличивает опасение, не присоединятся ли к мятежникам полки, которым приказано противостоять восстанию? И тогда они соединенными силами и с большим насилием смогут предпринять попытку осуществить то, в чем они с давних пор клялись и чем угрожали боярам. Потому правительство разъяснило надвигающуюся опасность дворянству и горожанам, обеспечило последних оружием и необходимой амуницией, а также настоятельно напомнило им об их долге верности и ободряло их к обороне. При каковом внушении от горожан можно было услышать, без всякого страха перед этими боярами: (F. 105 v.) хотя они и желают и готовы теперь решительно взяться за оружие против бунтующих и пожертвовать последней каплей своей крови ради сохранения царского города и резиденции, а также для защиты своих жен и детей, имущества и родичей; но они не знают, ради кого или почему они должны будут подвергать свою жизнь опасности, если в будущем возникнет новое восстание, а царское величество не удостоит государство своим присутствием. Ведь и присяга, и клятва горожан приносится не боярам, а царю. Что же до стрельцов, остававшихся в Москве, то их уже отправили в дальние места и города и выслали [партиями] по 5, 10 и более человек.

Тем, что боярин Шереметев получил аудиенцию у Его Святейшества Папы, он вызвал у своей жены непрерывный плач, а со стороны своей семьи и всего русского народа навлек на себя всеобщее проклятие. Патриарх также из почтения к [важным] персонам [его рода] до сих пор воздерживался от угрозы публичного отлучения.

HHStA. Russland I. Karton 18. Fol. 104–105 v. Помета на F. 105 v.: 27 Juni 1698.

Приложение № 7 1698 г. сентября 2 (12). – Донесение Гвариента Леопольду I (подготовка текста и перевод П. И. Прудовского)

(F. 184) Allerdurchleuchtigst, großmächtigst undt unüberwindlichster Römischer Käyßer, auch zu Hungarn und Böheimb König etc.

Allergnädigster Käyser, König undt Herr Herr.