Читаем Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова полностью

Для этой публикации нами был избран 1917 год как один из наиболее значимых в жизни Пастернака, год создания книги «Сестра моя жизнь», революционный не только для страны, в которой Пастернак родился, но и для его собственной жизни и поэтики. Летопись 1917 года, однако, столкнулась с упомянутыми выше проблемами. Мы не знаем точно ни одной даты, связанной с написанием Пастернаком текстов его главной поэтической книги «Сестра моя жизнь», потому что и в рукописях они, видимо, не содержали датировок, и изданы были без них (таков был авторский замысел не сборника, составленного хронологически, но книги стихов, основанной на развитии сюжета). Поэтому многие даты предположительны, и периоды, обозначающие границы событий, иногда слишком велики. Мемуарные источники той поры – воспоминания С. Н. Дурылина[459], С. П. Боброва[460] и, наиболее информативные, К. Г. Локса[461] предлагают крайне расплывчатые датировки. Эпистолярный блок тоже невелик и в основном относится к началу года, которое Пастернак провел на Урале. Ни дневниковых записей, ни инскриптов, ни газетных заметок о Пастернаке в это время не существует, публикаций (его и о нем) крайне мало. Таким образом, почти каждая дата становится предметом специальных разысканий, многие из которых облегчаются очевидными датировками исторических событий, которыми был богат 1917 год. Поскольку упомянутые трудности – естественная часть большой работы по составлению «Летописи жизни и творчества Пастернака», то о них имеет смысл говорить, открывая этой скромной публикацией поистине амбициозный проект.


Январь, начало. Тихие Горы.

Вышла книга стихов «Поверх барьеров». Отпечатана в типографии т/д И. Н. Грызунов и К. Издательство Центрифуга. Тираж 500 экз. В главное управление по делам печати книга поступила между 26 января и 2 февраля.

Получен первый гонорар за изданную книгу стихов («Поверх барьеров») – 150 рублей[462].


Январь, 1–3. Тихие Горы.

Письмо к родителям.

Описывает освидетельствование военной комиссией, признавшей его непригодным для воинской службы. Особую роль сыграло мнение молодого военного врача, назвавшего Л. О. Пастернака «знаменитым русским художником». «…Я ощутил в себе поток самой нервной какой-то признательности к этому молодому офицеру с таким открытым лицом, за то, что он знает тебя…». Просит брата: отдать С. П. Боброву законченную рукопись «Сказки о Карпе» (не сохранилась) и возвращенный из «Летописи» рассказ «Черта Апеллеса» для публикации в «Третьем сборнике Центрифуги»; забрать у К. Г. Локса и переслать ему номер журнала «Современник»; прислать один-два экземпляра «Воскресения» в Сытинском издании. Выражает радость по поводу отзыва отца о недавно вышедшей книге «Поверх Барьеров» («Вот все, чего я желал! Книга выполнила свое назначение»). Фактически это первый положительный отзыв Л. О. Пастернака о поэзии сына. Изложены планы на предстоящий год: переводы двух стихотворных драм Суинберна (одна уже готова), переиздание «Разбитого кувшина», книга художественной прозы, включающая сказку, «Апеллесову черту» и новую вещь (скорее всего речь идет о новелле «История одной контроктавы»)[463].


Январь, 2. Тихие горы.

Письмо С. П. Боброву (продолжение письма от 30 декабря 1916 года)

Посылает с Карповым свою статью о книге Н. Асеева «Оксана» («Он сложен и замысловат; это не важно. Он талантлив и творчески безупречен; – важно это»). (Статья, сохранившаяся в архиве Боброва, была предназначена для «Третьего сборника Центрифуги», который не состоялся.) Просит Боброва прочитать его рассказ «Апеллесова черта» и обещает к весне подготовить для «Центрифуги» книгу прозы. Отказывается писать статью об А. Белом[464].


Январь, 7. Тихие Горы.

П. оставил службу в конторе завода Ушакова в Тихих Горах. Дописывает и обрабатывает «новую вещь», начатую на Рождество, в ночь на 26 декабря 1916 года[465].


Январь, 9. Тихие Горы.

Вечером Пастернак читал обработанную новую вещь (по-видимому, «История одной контроктавы») Б. И. Збарскому[466].


Январь, 11. Тихие Горы.

Отправляет два письма родителям. Первое – заказное.

Просит прислать отсутствующую у него часть драмы Свинберна о Марии Стюарт» – «Ботвелль». В это время занят переводом Свинберна, от которого ожидает хорошего гонорара. Рассказывает о своих творческих планах на 1917 год: «Какой странно обещающий для меня год!!». Освободился от службы в конторе, и это «дало уже себя знать: я окончил и переписал вещь стиля „Апеллесовой черты“, но многим ярче и серьезнее этой вещи». (Вероятно, речь идет об «Истории одной контроктавы».)

Во втором письме просит узнать и сообщить ему адрес И. А. Добровейна, чтобы послать ему книгу «Поверх барьеров»[467].


Январь, 12. Тихие Горы.

Письмо К. Г. Локсу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука