Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

В обоих автобиографических романах о детстве, написанных в конце 1910‐х – начале 1920‐х годов, «Котик Летаев» и «Крещеный китаец», Томочка, похоже, вновь является в виде лохматой болонки Альмочки, которая чешет шерстку и тявкает, и постоянно сопровождает маленького главного героя. Собачьими чертами в первую очередь наделяется отец. В разгар родительской ссоры в «Крещеном китайце» отец лает, грозно поднимает косматую «лапу», а после удаляется в свою «конуру»[648].

В «Котике Летаеве» в арбатских дворах встречается еще и сенбернар Лев. Он вызывает в ребенке ужас, кличка внушает мальчику уверенность, что это и в самом деле свирепый лев. Герой взрослеет, и тогда этот детский кошмар проясняется и все встает на свои места[649].

2

В «Петербурге», написанном между 1911 и 1913 годами, главных героев, эдипову пару – сенатора Аблеухова и его мятежного сына Николая, готовящего (с двойственными чувствами) взрыв в собственном доме, сопровождает тигровый бульдог с приплющенным носом. Он присутствует как в материальном мире, так и в снах.

Акцент делается на форме бульдожьей морды – словно созвучной обрубленному хвосту пса[650]. Карьера сенатора клонится к концу, сын, замышляющий убийство, повсеместный террор и революция все больше подкашивают его силы. Фрейдистское толкование вывело бы на первый план аблеуховский страх кастрации, который сенатор, по-видимому, перенес на сына, с головой увлеченного своей провальной (и порождающей террор) авантюрой с офицерской женой Софьей Лихутиной.

С эдиповской точки зрения здесь любопытны еще и драматичные отношения Липпанченко – лидера террористической организации и царского агента в одном лице – и молодого террориста Дудкина. Липпанченко держит дома (в своей «берлоге») огромного сенбернара по кличке Том/ка/ – это похоже на контаминацию обоих воспоминаний Белого о собаках. Томка хочет нахально облизать своего (весьма волосатого) хозяина, но двойная политическая игра последнего вот-вот грозит раскрыться, и Липпанченко чувствует лишь досаду по отношению к своему верному стражу. Он прогоняет Томку[651]. Вскоре после этого обманутый Дудкин, «сын» провокатора, жесточайшим образом расправляется с «отцом». Наутро после кровавой ночи Дудкина находят «вне себя», восседающим, словно безумный всадник, верхом на распоротом теле Липпанченко[652].

«Отцов» в «Петербурге», соответственно, два. Один – сенатор – порождает у сына смешанные чувства: сильную любовь и в то же время мучительное отторжение, второй – зачинщик террора – тесно связал с собою «сына», но в конце концов вызывает у него лишь презрение. Это в общих чертах и есть двойственный образ отца у Белого с его неразрешимыми противоречиями. Поразительно при этом, что кровавый акт Дудкина почти дословно повторяет фантазии молодого Аблеухова об отцеубийстве[653].

Сама тема провокации в «Петербурге» – двойная игра Липпанченко – возникла, по свидетельству Белого, во время путешествия в Северную Африку в первые месяцы 1911 года. Его поразила двойственность бога мертвых Анубиса и его бальзамировщиков с головами псов и шакалов на саркофагах в Булакском музее неподалеку от Каира. Анубис наблюдал за бальзамированием умерших и провожал их души в подземное царство. Из путевых заметок Белого видно, какое сильное впечатление произвел на него «человек с псиною головою», повсюду в Каире зловеще преследовавший его[654].

В эдиповском рассказе «Адам», который был написан за пять-шесть лет до «Петербурга», в отцовском имении встречается дворовый пес-барбос. Прежде чем поджечь имение (и отца в нем), Адам экзальтированно садится на пса верхом[655]. Эта сцена, похоже, предвосхищает сцену убийства, совершенного Дудкиным в романе «Петербург»: террориста ведь обнаруживают точно так же восседающим на «отце» – собачьем «двойнике» Томочки.

3

Увлечение Белого «песьей» темой впоследствии ярко проявилось в его романах советского периода: дилогии «Московский чудак» и «Москва под ударом» и ее продолжении «Маски». Семья Коробкиных держит пойнтера Тома/Томочку. Ученый профессор математики – подобно профессору Бугаеву – гениальный чудак, рассеянный и неприспособленный к материальному миру. Его сын Митя учится в гимназии. Томочка – вонючий слюнявый пес, кишащий блохами. Он, разумеется, постоянно чешется. Иногда он забирается женщинам под юбки. За неимением костей он отыскал где-то грязную тряпку и грызет ее.

Коробкин чувствует родство с Томочкой и называет его «братом». Он пишет стихи о своем человекоподобном спутнике. Беда, случившаяся с Томочкой, – провозвестник катастрофы, которая поразит самого профессора. Пса приносят домой, тяжело покалеченного – на этот раз не конкой, а пролеткой. Коробкин весь вечер не отходит от него, глубоко сопереживая его страданиям. Ночью пес умирает. Хозяин велит похоронить его в саду. Индусы, подчеркивает он, верят, что собаки после смерти возродятся для новой жизни. Возможно, Томочка вернется к ним маленьким мальчиком[656].