Первые попытки Шестова достичь Земли Обетованной приходятся на середину 1920‐х годов, и в течение более 10 лет он жил то вплотную приближаясь к исполнению своей мечты, то в очередной раз отдаляясь от нее. Позволить себе дорогое удовольствие – отправиться в палестинское путешествие за собственный счет – он не мог. Палестинский рабочий профсоюз (Гистадрут), который взялся за организацию этого визита, хотя и являлся влиятельной силой в стране, к лекционному турне философа должен был отнестись как минимум амбивалентно: речь шла не о лекциях, связанных с политическими актуалиями, как, скажем, в случае с Виктором Черновым, одним из создателей российской партии социалистов-революционеров и ее идеологом, который в первой половине 1935 года посетил Эрец-Исраэль, где ему был оказан бурно-восторженный прием[1231]
. Предложить то, что предложил трудящимся Палестины Чернов, Шестов по определению не мог – предмет его деятельности был несопоставимо менее актуален в глазах массовой публики; для его лекций требовались «отборные» интеллектуалы, число которых в лучшем случае измерялось десятками. Но и это полностью не объясняло сложившегося положения. Ведь даже один из главных центров науки и умственной жизни тогдашней Палестины – Еврейский университет в Иерусалиме, не проявил необходимой заинтересованности в том, чтобы пригласить известного философа. Главная причина была сугубо экономическая, финансовая: в отличие от Гистадрута, Еврейский университет, организация во времена британского мандата с более чем скромным бюджетом, не мог позволить себе без посторонней помощи оплатить приглашение даже одной из звезд первой величины в мировой философии. И это при том, что ректор университета Гуго Самуэл Бергман (1883–1975) сам являлся доктором философии и, разумеется, имел представление о значимости личности и деятельности Шестова и признании его трудов мировым философским сообществом[1232]. На этом фоне не может не вызвать улыбку то, как во время приготовлений к поездке в Палестину один из тех, кто оказывал Шестову в этом энергичное содействие, Моше Новомейский, легендарный пионер современной химической индустрии Израиля, ссудил ему 7 фунтов стерлингов, сумму по тем временам немалую, для шитья смокинга, поскольку, как он аргументировал, появившись в стенах университета, «придется бывать на официальных приемах» (об этом Шестов рассказывал в письме Льву и Лизе Мандельбергам от 9 февраля 1926 года). На официальных приемах в Иерусалиме Шестову, однако, побывать не довелось. Не побывал на его единственной лекции в Иерусалиме, устроенной за пределами университета, и упомянутый выше Г. Бергман. В письме к Шестову, написанном уже после его визита в Палестину (от 14 декабря 1936 года), Е. Шор, возможно, желая несколько сгладить эту ситуацию и горя желанием пригласить Льва Исааковича вторично, писал, что «ректор университета, профессор Бергман, просил Вам передать свое сожаление в том, что он не мог быть весною на Вашем докладе в Ерусалиме и не мог из‐за начавшихся беспорядков пригласить Вас в университет, где он предполагал устроить заседание в Вашу честь. Университет сам никого не приглашает, так как у него на это нет средств. Но если Вы будете здесь, то он, конечно, надеется приветствовать Вас в университете и будет Вам очень признателен, если Вы прочтете в университете философский доклад»[1233]. Безусловно, Шор передавал подлинные слова Бергмана, однако трудно сказать, соответствовали ли они реальным намерениям ректора или же носили сугубо этикетный характер.Нельзя сказать, чтобы ученый или писательско-артистический истеблишмент тогдашней Палестины проигнорировал визит известного философа, но официального статуса ему явно недоставало, хотя те, кто был вовлечен в организацию этого визита, делали все от них зависящее, чтобы таковой статус обеспечить. Тем не менее история с палестинским путешествием Шестова растянулась на длительный срок.
Симптоматично, что это странное положение бросалось в глаза самим палестинцам. Так, в критическом обзоре недельных событий («Shiv’at hayamim» – «Семь дней»), помещенном в тель-авивской газете «Hayarden», говорилось о политике Еврейского университета в Иерусалиме, старающегося как будто не замечать живущих в других странах ученых-евреев, имеющих авторитетное имя и высокий ранг в науке и способных составить честь и славу любому без исключения крупнейшему университету мира. Среди других в этом ряду называлось и имя Шестова: «В Париже в бедности влачит свое эмигрантское существование широко известный среди русских философов Лев Шестов, подлинное еврейское имя которого Шварцман. Он штатный преподаватель Сорбонны, но университет, расположенный на горе Скопус [Еврейский университет в Иерусалиме. –