Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Прототип [Е. В. Тарле. – Н. Я.] ясен, в частности, из эпизода, приключившегося в 1905 г., когда корнет полоснул профессора палашом за то, что тот не снял шапки перед черносотенной демонстрацией с портретами царя[1412].

Наименование Геркулесов намекает, возможно, на необычайную «геркулесовскую» силу Гиляровского и на известный его портрет в журнале «Геркулес», да и все рассказываемое у Гейнце о Геркулесове – из арсенала богатой приключениями жизни «короля репортеров» Гиляровского[1413].

Тождество имени и отчества, только в обратном порядке, ассоциация по контрасту в фамилии (горбун-прямой) и описание его («вечно готовый представлять и рассказывать, популярнейшая личность, имеющая вид старого мопса с лица и дворовой подстеги с фигуры») – все это явно указывает, что прототип Прямикова – Горбунов[1414].

Дополним список примеров черновой записью (на библиографической карточке), где отражены размышления ученого над еще одним литературным прототипом:

М. Горький. «Жизнь Кл.<има> Самгина».

На манифестации к Зим.<нему> Дворцу в день объявления войны «нерешительно шагает длинный Иеронимов» (Т. XXII. 354).

М.<ожет> б.<ыть> Иероним Ясинский?

«держа себя пальцами левой руки за ухо»

Ясинский?[1415]

Коллекционирование прототипов в 1950‐е совпало с работой над собственным жизнеописанием. Поставленный в начале творческого пути Альтмана вопрос о ценности и сакральности имени как дара «судьбы» теперь отзывался в его поэтических текстах и автобиографической прозе. Повествуя, например, об обстоятельствах своего детства, ученый вспоминал ушедший, досоветский мир местечка: «…она [бабушка Сарра] помешала своей дочери Бейле-Розе выйти за человека, мать которого звали так же, как и ее саму, Саррой: она считала это некоторым кровосмешением»[1416].

Однако в мифе «нарицательное» становилось «собственным», жизнь человека (определяемая его родовым именем) превращалась в биографию, а сам он оборачивался персонажем. Интерес к такого рода явлениям определялся как «антиформалистскими», символистскими предпочтениями ученого, так и – не в меньшей степени – осмыслением собственного жизненного пути. Так, в его шуточном сонете из цикла «Се-мантика[1417] имен» «Старый человек», вопреки «нарицательному», судьбоносному смыслу имени, оказывается «героем» своей биографии (Альтманом):

…А я и вправду суеверный пленник,
И особливо – мантики имен.
Затем, что сам – пророков соименник,
И Лия – мать мне, и отец – Симон.

Мойсей-Илья от Лии и Симона

И пофамильно – Старый человек[1418]:
При храме старцем мне б дожить свой век.

Но я (нет иудея без уклона)

Живу на улице, совсем как грек,
Всеисцелителя Пантелеймона[1419].

В заключение приведем несколько фрагментов к теме – «писатели – прототипы литературных произведений XX века», составленных по черновым материалам картотек М. С. Альтмана.

Указания на источник, где учтен или откомментирован прототип («основания»), приводятся под именем относящегося к нему литературного персонажа. М. С. Альтман делал эти записи, как правило, на отдельных библиографических карточках. В тетрадных росписях они давались в форме списка персонажей со сплошной нумерацией, расположенного под каждым «прототипом».

Блок А. А.[1420]

Бессонов Алексей Алексеевич (А. Н. Толстой. Хождение по мукам, ч. I.)[1421].

Гаэтан (О. Форш. «Ворон»).

Герт (Г. Чулков «Парадиз»)[1422].