Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Вплоть до начала 1990‐х годов конфликт между «Континентом» и «Синтаксисом» был основой раскола третьей русской эмиграции на два непримиримых лагеря: консервативно-почвеннический и либерально-демократический (при всей условности и приблизительности этих определений). Те, кто на родине убежденно и сообща боролись против тоталитарного строя, против «софьи власьевны» и «галины борисовны», в эмиграции нередко становились противниками. Взгляды на русскую историю, на роль православия в развитии страны, на будущее России у представителей этих противоборствующих сторон, действительно, принципиально различались. Ни о каком единстве «третьей волны», особенно в ее политическом изводе, не могло быть и речи. Однако необходимость борьбы за освобождение России от тоталитарного коммунистического режима признавали в равной мере все: от А. Солженицына и В. Максимова – до В. Чалидзе, П. Литвинова, Б. Шрагина и К. Любарского.

Этот конфликт, означавший раскол внутри диссидентского движения, осложнялся и усугублялся весьма ожесточенной полемикой между Синявским и Солженицыным. Принципиально важные публицистические работы Солженицына: «Образованщина» (1974), Гарвардская речь (1978), содержавшая открытую критику западных общественных институтов и демократических ценностей, полемическая статья «Наши плюралисты» (1982) способствовали резкому обострению этой полемики. Как известно, Андрей Донатович довольно подробно обосновал и сформулировал свои расхождения с Александром Исаевичем в статьях «Диссидентство как личный опыт» (1986) и «Солженицын как устроитель нового единомыслия» (1986), опубликованных на страницах «Синтаксиса». Кроме того, Синявский решительно отвергал идеологическую составляющую писательского творчества, отстаивал артистическое начало в искусстве, художественный поиск и эксперимент. Солженицыну же было ближе учительное, проповедническое начало в русской литературе, ее нравственная составляющая. Творческая манера Синявского-Терца оставалась ему глубоко чужда, книгу «Прогулки с Пушкиным» Солженицын не принял. О. Матич справедливо отмечает, что эта книга оказалась чуждой не только Роману Гулю и первой эмиграции. «Многие представители Третьей волны, в первую очередь Солженицын, моралист на страже священных русских мифов, тоже были возмущены»[1532].

В среде третьей эмиграции, особенно в кругу авторов журнала «Синтаксис», бытовала шутка о «Парижском обкоме» и «Вермонтском ЦК». Подразумевалось, что Максимов постоянно получает указания Солженицына и четко их выполняет. Но в реальности дело обстояло намного сложнее. Максимов относился к Солженицыну с большим пиететом и очень хотел, чтобы Александр Исаевич стал постоянным автором «Континента». Солженицын же после нескольких публикаций в первых номерах журнала не только прекратил сотрудничество с этим изданием, но и прямо высказывал редактору свои претензии и недовольство. «Континент» не вполне оправдал его надежды, духовно близким Солженицыну оставалось другое издание – «Вестник РХД».

15 декабря 1978 года, формулируя свои претензии к Максимову-редактору, Солженицын писал:

По отношению собственно к , ее прошлому и будущему, журнал часто равнодушен, а иногда и враждебен. <…> Одного за другим Вы выпускали на подмостки русоненавистников, начиная со знаменитой синявской «суки», от которой журнал публично так никогда и не отмылся. Не перечисляю всех, разных Лосевых, но вершиной их – ядовитый Янов, по поводу которого Вы обещали дискуссию, да что-то никто не нашелся[1533].

В письме от 28 января 1979 года Солженицын упрекал Максимова в том, что в «Континенте» «общий воздух какой-то – без боли за Россию». Признавая, что «внешних трудностей» Максимова в издании «Континента» и в реакции на журнал со стороны леволиберальной общественности он «почти не знает», Солженицын подчеркивал: «А вот с Синявским Вы сами виноваты: Вы вовремя не сделали резкого движения отграничения, а такое движение всегда очищает, он во многом вырос именно благодаря „Континенту“ и Вам»[1534].

Солженицын не раз признавал, что восточно-европейское направление в «Континенте» удалось и что «противобольшевицкую линию Максимов выдерживал вполне» (об этом можно прочесть и в мемуарных «очерках изгнания» «Угодило зернышко промеж двух жерновов»)[1535]. Однако разработки именно русской темы, проблем русской истории Солженицыну в журнале постоянно не хватало, и в этом отношении редактор «Континента» его весьма разочаровывал. В письме от 12 марта 1979 года Солженицын пояснял Максимову: