Русский моностих: Очерк истории и теории

Другой пример – однословные тексты, которым мы предложили переатрибутировать термин «удетерон»: граница между ними и стихом и/или прозой требует дальнейшей демаркации в связи с упомянутыми в нашей работе текстами, в которых количество слов проблематично, а это не только подробно разобранные нами эксперименты Александра Галкина и Василия Каменского (см. стр. 150–154) и бегло упомянутые «кругозвучия» (стр. 49), но и «Сти-шки» Михаила Соковнина [Соковнин 2012, 195–199] (каждый текст состоит из одного слова, расчлененного пополам стихоразделом), и тексты типа «Гали мать я.»[475], основанные на внутреннем переразложении слова[476], и тексты, образованные голофрастическим сращением (по [Изотов 1994]) – мы рассматривали (стр. 208) один такой текст, принадлежащий Леониду Виноградову, полагая, что явная иконическая функция отказа от межсловных пробелов освобождает нас от обязанности интерпретировать получившуюся слитную последовательность графем как окказиональное слово, – однако этот подход вряд ли будет работать в отношении сращений, мотивированных иными художественными задачами и философскими предпосылками: например, у Наталии Азаровой

здесьденьдереводейство

[Азарова 2011, 144]

– в ситуации принципиальной неоднозначности предикативного статуса этой конструкции. Азаровой же предложен еще один способ проблематизации словесного состава текста:

славабогу. ru

[Азарова 2011, 143]

– вопрос о том, правомерно ли трактовать адрес сайта как слово, сам по себе открыт, однако эффект этого текста еще и в том, что рецитация его приводит к появлению определенно неоднословной конструкции «славабогу точка ру» (образующей строку четырехстопного хорея). В англоязычной традиции на сходные вопросы наталкивают некоторые из «псолэомв» Джефа Хата (см. стр. 48):

thou’ghts
li’ve

– в обоих случаях вставленный в середину слова апостроф позволяет интерпретировать его как словосочетание местоимения со вспомогательным глаголом, подвергшимся стяжению и присоединенным в качестве энклитик (по образцу thou’st, I’ve), а квалификация таких стяженных форм как однословных или двусловных остается предметом полемики лингвистов [Wescoat 2005].

Впрочем, и те «псолэомвы», в которых внутренняя расчлененность никак не выражена графически, могут принадлежать к «сплавленной поэзии» (fusional poetry) по Б. Граммену [Grumman 1997], представляя собой гибрид двух слов по звучанию и написанию – и результат семантического напряжения между их значениями:

watearth
readear

Джеф Хат

beautyfault

Карри Кокко

breathrough

Кристофер Риццо

Еще более выразительны в этом отношении тексты венгерского поэта Шандора Вёреша (Weöres Sándor; 1913–1989), не отделявшиеся им от моностихов [Weöres 1975, II:15–20, III:177–182] и по семантической структуре отчетливо двухчастные:

Álomajtó.
Дверь снов.
Veszéjjeles.
Отличник опасности.
Árnyének.
Его теневой стороне.

Перевод Елены Рожковой

Но даже и определенно однословные тексты того типа, на котором сосредотачивает внимание М.Н. Эпштейн [Эпштейн 2004a; 2004b], т. е. «неологизмы ‹…› как наикратчайшее поэтическое произведение» [Эпштейн 2004b, 100], в ряде случаев, по тонкому наблюдению Эпштейна, тяготеют к семантической структуре, аналогичной темо-рематическим отношениям [Эпштейн 2004a, 273], и, тем самым, находятся на грани двусловности. Ср. также замечание Ш. Федлера (релевантное, прежде всего, для немецкого языка) о том, что минимальным объемом афоризма может быть одно сложное слово [Fedler 1992, 113]. По-видимому, сопоставить такого рода тексты в языках с разными преобладающими способами словообразования было бы особенно интересно, но, в любом случае, мысль одного из зачинателей однословной литературы Арама Сарояна о том, что «даже у стихотворения из пяти слов есть начало, середина и конец, но у однословного стихотворения – нет» (цит. по [Daly 2007]), уже не кажется сегодня такой бесспорной в своей второй части.

Аналогичное скопление различных переходных явлений, квалификация которых как одно либо другое затруднительна, наблюдается в современной литературе и на границе между циклом и многочастным целым, – в частности, если для нескольких текстов Геннадия Айги нам удалось предложить критерии, позволяющие определить их статус многочастного целого (а не цикла), то ряд других текстов этого же автора (напр., «Поэзия-как-Молчание» [Айги 2001, 238–245]) остался для нас в этом отношении под вопросом, и это требует либо дальнейшего поиска таких критериев, либо признания того, что в некоторых случаях оппозиция «цикл vs. многочастное целое» нейтрализуется, как нейтрализуется, по-видимому, оппозиция стих/проза в проанализированном нами (см. стр. 34–35) минимальном тексте Доналда Джастиса.