Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны. Противостояние командных кадров. 1917–1922 гг.

В период боев за Петроград осенью 1919 г. был разоблачен еще один белый агент – начальник штаба 7-й армии бывший полковник В.Я. Люндеквист. Первоначально его работа в пользу белых заключалась в передаче сведений о состоянии РККА. В сентябре 1919 г. он переправил в штаб Юденича план взаимодействия участников петроградского антибольшевистского подполья с наступающей Северо-Западной армией. Однако решения о вооруженном выступлении в Петрограде при максимальном продвижении армии генерала Н.Н. Юденича к «колыбели революции» 20–21 октября 1919 г. он так и не принял. Уже в ноябре 1919 г. Люндеквист был арестован, а в январе 1920 г. расстрелян[263].

Белые подпольщики активно действовали в штабе 2-й советской Украинской армии, которой командовал бывший штабс-капитан А.Е. Скачко. При содействии начальника штаба группы войск сумского направления бывшего подполковника А.И. Парва белые летом 1919 г. взяли Полтаву, а управление войсками Сумской группы красных оказалось доведено до того, что большевикам пришлось оставить город Сумы. Затем Парв уехал в командировку в Киев и скрывался до прихода белых. Другой белый подпольщик, бывший подполковник Н.Ф. Соколовский, дослужился у красных до поста помощника начальника отдела обороны организационного управления штаба Наркомата по военным делам Украинской ССР[264]. Разумеется, это лишь отдельные, наиболее известные подпольщики в рядах военспецов. Но даже крупные успехи белых агентов не смогли переломить ход Гражданской войны в пользу антибольшевистских сил. Одиночки не могли перебороть систему планомерно создававшейся Красной армии.

По всей видимости, наиболее крупной подпольной организацией был «Национальный центр». Один из руководящих работников ВЧК В.Р. Менжинский отмечал по итогам ее раскрытия, что «связи организации в военном ведомстве были громадны, белогвардейцы фактически распоряжались Главным управлением [военно-]учебных заведений, Главным военным инженерным управлением, Центральным управлением военных сообщений и штабом железнодорожных войск (обороны). Очень сильные связи у них были во Всероглавштабе, в Московском окружном штабе, Главном артиллерийском управлении, в Военно-законодательном совете и др.»[265]. Впрочем, подобную оценку следует считать преувеличенной, поскольку изъятые при разгроме подполья документы свидетельствовали об отсутствии у подпольщиков выходов на крупных штабных работников, а добытые материалы в большинстве своем были запоздалыми, малоценными или неточными[266]. Не способствовало успехам и поразительное непонимание руководителями подполья сущности большевизма. Так, генерал Стогов в своих рассуждениях о красных не шел дальше того, что они были представителями мирового еврейского заговора[267].

Как уже отмечалось, массовый характер имело и дезертирство военспецов. По всей видимости, счет бежавших из РККА шел на тысячи. В итоге борьба с персональным предательством была обозначена на первом съезде Особых отделов в декабре 1919 г. как наиболее приоритетное направление деятельности этих органов[268]. Разумеется, не все офицеры желали вести двойную игру. Так, авторитетный генерал П.А. Лечицкий на предложение товарищей вступить в РККА, привлечь офицерские массы и затем этим воспользоваться в антибольшевистских целях бросил фразу: «Нам не по пути»[269].

Как и в Белом движении, в белом подполье тоже не было единства, а белое командование скептически оценивало работу подпольщиков. Генерал А.И. Деникин отметил впоследствии, что «лично решительно отвергал допустимость службы у большевиков, хотя бы и по патриотическим побуждениям. Не говоря уже о моральной стороне вопроса, этот шаг представлялся мне совершенно нецелесообразным. От своих единомышленников, занимавших видные посты в стане большевиков, мы решительно не видели настолько реальной помощи, чтобы она могла оправдать их жертву и окупить приносимый самим фактом их советской службы вред… Работа эта проявлялась в разрозненных вспышках, восстаниях, покушениях, в переходе на сторону “белых армий” и т. д. Свидетельствуя о высоком самоотвержении участников, эти факты имели тем не менее эпизодический характер, мало отражаясь на общем ходе событий»[270].

Измены не поколебали и позицию Троцкого в отношении военспецов. Он отмечал: «У нас ссылаются нередко на измены и перебеги лиц командного состава в неприятельский лагерь. Таких перебегов было немало, главным образом со стороны офицеров, занимавших менее видные посты. Но у нас редко говорят о том, сколько загублено целых полков из-за боевой неподготовленности командного состава, из-за того, что командир полка не сумел наладить связь, не выставил заставы или полевого караула, не понял приказа или не разобрался по карте. И если спросить, что до сих пор причинило нам больше вреда: измена бывших кадровых офицеров или неподготовленность многих новых командиров, то я лично затруднился бы дать на это ответ»[271].