Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны. Противостояние командных кадров. 1917–1922 гг.

Представление о характере службы бывших офицеров в Красной армии в разгар Гражданской войны дает официальная диаграмма распределения убыли летчиков из красного военно-воздушного флота в 1918–1919 гг. Всего из рядов советской авиации за это время выбыли 554 летчика. Из них 56 разбились насмерть, 59 пропали без вести, 92 получили ушибы и увечья, 18 умерли от ран, 15 были уволены по болезни, 63 дезертировали, 43 попали в плен, 92 арестованы, 39 перебежали и перелетели к противнику, 9 расстреляны, 68 выбыли по разным причинам[283]. Суммарно дезертировали, перебежали и перелетели к противнику 102 человека. Если суммировать с пленными, то 26,2 % по тем или иным причинам оказались в лагере противника или сбежали от большевиков, 13,4 % погибли или умерли от ран, 19,3 % оставили службу из-за ранений и болезней, 16,6 % были арестованы, 1,6 % были расстреляны. К началу 1920 г. в строю оставалось только 378 летчиков[284]. Таким образом, до 44,4 % потерь были связаны с пленом, дезертирством и репрессиями. Как уже отмечалось, дезертировать летчикам было сравнительно легко.

30 мая 1920 г. в центральных советских газетах было опубликовано воззвание бывшего генерала А.А. Брусилова и ряда других старых генералов «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились» с призывом сплотиться в борьбе с внешним врагом, забыть старые обиды и вступать в Красную армию для защиты России от наступления поляков. Там были пронзительные слова: «В этот критический, исторический момент нашей народной жизни мы, Ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к Вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к Вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их Вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской рабоче-крестьянской России Вас ни назначило»[285].

Воззвание произвело фурор в стране и за ее пределами. Его читали, обсуждали, хвалили и проклинали, а кто-то не мог сдержать слез[286] – ведь более двух лет офицеры в Советской России находились на положении изгоев. Документ сыграл немаловажную роль в привлечении еще колебавшихся офицеров в Красную армию. Тем более что 2 июня было подписано, а на следующий день опубликовано сообщение СНК об амнистии тех бывших офицеров, кто поможет скорейшей ликвидации белых и победе Советской России[287]. Однако это был лишь способ патриотического заигрывания с офицерством. Многие белые офицеры, поверившие этому воззванию и сдавшиеся большевикам, оказались репрессированы.

О настроениях офицерства в то время красноречиво свидетельствует высказывание одного из военспецов после разгрома Деникина в кругу бывших офицеров, в том числе недавних белогвардейцев: «Нет, не деникинцы соберут русскую землю… мы соберем… Увидите, скоро пойдем за Грузией и Арменией»[288]. Эти прогнозы вскоре сбылись.

Такие настроения ярко выразил великий князь Александр Михайлович Романов: «Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: “Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!” Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной армии победы… Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке»[289]. Пророчество великого князя сбылось раньше, чем он предполагал.

Похоже свидетельство белого офицера, захваченного красными в августе 1920 г.: «Наполовину серьезно, наполовину шутя говорили в армии во время ожидания посадки на корабли в Новороссийске, что мы поменялись с красными ролями и что они дерутся за “Единую Неделимую”, а мы, признающие всякие государственные новообразования, только вредим новым “Иванам Калитам”… Все это слышанное подкреплялось воззванием Брусилова, обращенным к нам»[290].