Русский полицейский рассказ)

В Великую субботу я был назначен в наряд к заутрене, в одну из больших церквей города, но, страшно переутомившись за последние дни, я после обеда, имея сравнительно свободное время, прилег у себя в комнате на диван с тем, чтобы вздремнуть часок-другой… Вот вы теперь и скажите, господа, следует ли верить снам? Впрочем, прошу вас слушать: вижу я во сне, будто иду я по улице. Темно кругом меня – ночь. Кое-где слабо мигают фонари. Иду я, и вдруг до слуха моего долетает какое-то шипение, но, откуда именно исходит оно, никак не могу я понять. Двигаюсь я осторожно вперед и вдруг вижу, как навстречу мне скользит по земле какая-то узкая и длинная тень. Я останавливаюсь. Я вглядываюсь ближе в это нечто ужасное, откуда именно исходит странное шипение, и – о ужас! При бледном свете фонарей я разглядываю ползущую ко мне навстречу большую черную змею. Надо вам сказать, что к этим пресмыкающимся я чувствую органическое отвращение. А змея все ползет, все ближе да ближе. Я хватаюсь за шашку – нет ее, за револьвер – то же, а проклятая гадина уже возле меня. Вижу я, что дело плохо, да и остановился. Остановилась и змея и вдруг начала приподымать переднюю часть туловища, чтобы броситься на меня. Не помня себя от гадливого отвращения, схватываю я холодную скользкую шею змеи руками и тут же, вместо того чтобы задавить, решаю, что надо лишь обезвредить ее, вынув ядовитые зубы. Решение свое я привожу в исполнение, ядовитые зубы вырываю и – просыпаюсь. В комнате темно. Бросаюсь к часам – одиннадцать. Можете представить мой ужас: надо собраться, умыться, одеться и до начала служения быть на месте.

Забыл я и свой сон, и все на свете – одно думаю, как бы не опоздать, а тут еще вспомнил, что бумажку нужную надо приставу доставить теперь же. Ну прямо чуть с ума не сошел.

Как-никак, а оделся скоренько, взял извозчика, завез бумажку и к церкви поспешаю, куда в наряд назначен был. И вдруг слышу, заговорили колокола в соборе, а там и по другим церквям отозвались, и торжественный благовест поплыл в ночном воздухе. Но вот поворот, а за ним через два квартала и церковь.

Велел я извозчику остановиться – счел неудобным подкатывать на нем с опозданием к церковной паперти. И только я встал, как вижу, замелькали огоньки свеч у входа и широкою освещенною волною начал выливаться народ из храма Божьего. Заколебались в воздухе кресты и хоругви, и торжественный крестный ход двинулся вокруг храма.

Я вам уже описал, господа, раньше, насколько я был религиозным даже в те молодые годы, а потому я весь проникся величием переживаемых минут и, видя, что все равно опоздал, снял фуражку и замер в немой, но страстной мольбе. Это продолжалось несколько минут, но, когда я решил двинуться вперед, я увидел, что крестный ход уже остановился, и вдруг радостно, ясно донеслось ко мне «Христос Воскресе», исполняемое с большим чувством хором певчих. Хвалу людей подхватили медные языки колоколов, возвещая всему миру, что наступил «праздник из праздников и торжество из торжеств».

Я весь был охвачен волною святого восторга, слезы застилали мне глаза, и я, тихо умиленный и растроганный до глубины души, подвигался к храму.

Вдруг, в нескольких шагах от себя я увидел темную фигуру, которая медленно шла ко мне навстречу. По-видимому, фигура эта принадлежала небольшому худощавому человеку или юноше.

Я не мог совладать с охватившим меня порывом, я хотел сочувствия ему и, братски простерши объятия незнакомцу, от всей души воскликнул:

– Христос Воскресе!

Точно обухом кто хватил его по голове – он сразу остановился, откинулся назад и вдруг начал пятиться, растерянно бормоча:

– Воистину!.. Воистину!..

И в то же время его правая рука как-то странно дергалась в кармане, точно он пытался вытащить оттуда нечто и не мог.

А я все продолжал приступать к нему, твердя:

– Ну что же?.. Ну! – и простирал к нему руки. И вдруг, словно молния, блеснуло передо мною и предостерегающее письмо, и мой вещий сон.

Бледное, с широко открытыми глазами, лицо юноши не то с тоскою, не то с мольбою смотревшее на меня, так близко было передо мною, и – я понял все – я бросился вперед и крепко схватил юношу за руку.

В руке был револьвер.

О, Боже, как мне было тяжело, как прискорбно стало на душе в ту минуту!

Я стоял, едва переводя дыхание, и держал крепко за руку того, кто на мое братское приветствие в эту великую святую минуту хотел ответить мне смертью.

А над нами в тихом и теплом ночном воздухе несся радостный перезвон всех колоколов города. Казалось, что и небо, и земля, и все кругом потрясено величием переживаемой минуты. Что-то могучее горячею волною прилило мне к сердцу, и я почувствовал, что слезы струятся у меня по щекам.

– Идите!.. Бог с вами! – простонал я, освобождая обезоруженного врага.

– Как, вы… вы меня отпускаете?! – воскликнул тот. Но я ничего не ответил, а только махнул рукою и пошел, не оборачиваясь, по направлению к храму.

Исправник смолк, скрывшись в клубах табачного дыма.