Русский романтизм

и Ломоносову и воспитанной, преимущественно, на француз-

ской поэтической культуре, в противоположность Жуковскому,

Тютчеву и Фету, примыкающим к немецкой романтической

лирике"—говорит, например, В. М. Жирмунский1 ) , выдви-

нувший тезис о Пушкине - классике еще в 1917 году, разви-

вавший его в своих работах 1920—22 года и получивший

поддержку со стороны Б. Н. Э й х е н б а у м а в статье послед-

него „Проблемы поэтики Пушкина" (1921 г.). Обстоятель-

ства, однако, не позволяли до последнего времени ни одному,

ни другому из названных исследователей сколько-нибудь

подробно аргументировать это утверждение. Лишь в последней

большой работе своей о Байроне и Пушкине В. М. Жир-

м у н с к и й на основании тщательного анализа южных поэм

русского поэта пришел к выводу, что с первых шагов своих

на пути увлечения Байроном Пушкин вступает в борьбу

с поэтикой романтизма, борьбу, связывающуюся и в компо-

зиции, и в стиле его поэм и кончающуюся выходом „из

субъективной лирической замкнутости эмоционально экспрес-

сивного романтического творчества в объективный, живописно

1) „Валерий Брюсов и наследие Пушкина", 1922 г., стр. 92.

конкретный (?), художественно-законченный мир классического

искусства". Однако, в примечании к цитируемой странице

осторожный исследователь делает оговорку: „в настоящее

время я думаю, что проблема „классицизма" Пушкина требует

существенного пересмотра. Исторические формы русского

классицизма в XVIII веке в пушкинскую эпоху требуют

более детального анализа и дифференциации, которые позво-

лят окончательно выяснить связь поэтики Пушкина с теми

или иными поэтическими течениями „классического"

XVIII века" 1).

Действительно, без этого „детального анализа" *езис

о Пушкине - классике, несмотря на всю его заманчивость,

остается априорным, так как обнаруженная анализом „южных

поэм" борьба поэта с Байроновской поэтикой еще не Свиде-

тельствует об отсутствии у него романтических связей в дру-

гих областях его творчества, не опровергает его собственных

убеждений насчет осуществляемого им „истинного романтизма",

не заставляет забыть ни о многочисленных случаях его отме-

жевывания от классической поэтики, ни о той поре „высоко-

парных мечтаний", которую он, по собственному признанию,

переживал и которая должна была найти выражение в его

стиле.

Для изучения Пушкинского стиля у нас сделано, во вся-

ком случае, меньше, чем для изучения стиля других, назван-

ных выше великих поэтов: Баратынскогб, Гоголя, Лермонтова.

Каково их отношение к романтизму?

Хронологически они друг другу нь современны. Баратын-

ский — старший из трех; но интересно отметить приблизи-

тельное совпадение кульминационного пункта их деятельности:

в 1840 г. вышел „Герой нашего времени", а два года спустя

сборник Баратынского „Сумерки" и первая часть „Мертвых

Душ". Облики их различны и в глазах современников

и в глазах потомства. Первый, долгое время считавшийся

поэтом „пушкинской плеяды" — в смысле чуть ли не ученика

Пушкина — лишь недавно выдвинулся в первый ряд литера-

турного Олимпа читателей; второго — Гоголя — долгое время

считали основателем какого-то нового „направления" в рус-

ской литературе — „реализма"; третий рассматривался то как

байронист прежде всего, то как „поэт сверхчеловечества",

но связь его с эпохой оставалась столь же неясной, как и его

.Байрон и Пушкин", стр. 174 и примеч. на стр. 329—330. О класси-

цизме Пушкина см. того же автора „Задачи поэтики" в сб. „Задачи

и методы изучения искусства", Пб. 1924 г. (первоначально та же ст. в „Нача-

лах* 1922 г. № 1) и упомянутую статью Б. М. Э й х е н б а у м а в сборнике

„Сквозь литературу", Лгр. 1924 г. стр. 157—170 (тоже в Пушкинском сбор-

нике Дома литералов 1921 г.).

место в истории русской литературы, тем более, что оче-

видных связей, в виде кружков, журналов — у него не было.

Но, несмотря на все различия, в их литературной позиции

есть нечто общее. . Все трое — на острие перелома от поэтики

романтизма к поэтике натурализма; все трое они пережили

этот перелом мучительно, и только один, младший, подошел

к возможности некоего синтеза, но осуществил его в своем

творчестве далеко не в полной мере.

Баратынский, по своему литературному воспитанию, свя-

зям, склонностям как будто типичный „классик". Целый ряд

особенностей стиля связывает его с поэтами Пушкинского

кружка. Но есть у него и „необщее выражение": архаическое

одеяние его музы возвращает нас через Пушкина к стилю его

предшественников, а с другой стороны, мы находим у него

„оборЬты смелые и неожиданные", каких не испугался бы из

поэтов 20 — 30 г.г. разве один Пушкин.

Настойчиво интересует Баратынского проблема художе-

ственного творчества и проблема поэзии вообще. Он обсу-