Русский романтизм

разделенные таинственным сумраком" (Марлинский, „Мулла

Hyp", стр. 38). В яблоке, с которым Ган сравнивает щечки

Утбаллы, „играет жизнь розовая, чистая, воздушная, жизнь

1361

утренней зари и облаков великолепного заката" (стр. 67).

Здесь уже наряду с утренней зарей для сравнения привле-

кается и вечер-закат, а еще чаще встретим мы сравнения

женской внешности с ночью и ее аттрибутами — луной, звез-

дами. Цвет волос, цвет темной, „вдохновенной ночи" (Лермон-

тов, т. 4, стр. 66, Тимофеев, „Опыты", ч. III, стр. 323, Шахова,

стр. 26). „В черных очах ночь" (Шахова, стр. 33), которая

контрастирует с метафорой глаз другой красавицы,— в них —

„лазурь небес". — Здесь опять цветовая антитеза, столь излю-

бленная писателями 30-х годов. Бледность красавицы вызывает

сравнение с утренним месяцем (Вельтман, „Кощей бессм.", ч. III,

стр. 156). Блеск глаз напоминает звездочки, и отсюда часто

сравнение глаз с звездами и метафоры: глаза-звезды. „Звездой

блестят ее глаза" (Пушкин), „как звезда небесная, разливаю-

щая во мраке свет свой, блистали ее очи" (Полевой, „Абба-

донна", стр. 25—26), ясные очи „приветны будто звездочки"

(Гоголь,). Часто появляется сравнение глаз с огнем, с горящей

свечей, с горящим углем, с молнией; цвет лица сравнивается

с зарницей — („румянец, как зарница", Марлинский, „Наезды",

стр. 54). „Глаза как будто две свечки в глубоком мраке, горели

ослепительным огнем, и это пламя, как будто огни над могилой

свидетельствовало о страданиях смерти, тайнах замогильных"

(Кукольник, т. III, стр. 254). „Что за глаза! Они так и свер-

кали, как два угля!" (Лермонтов, „Герой нашего времени").

Глаза сверкают так ослепительно, что вызывают сравнение

с молнией: „большие черные, глаза сверкали, как молнии"

(Соллогуб, „Тарантас", 25). Порою метафора: глаза — огонь

рождает воспоминание о мифе: „еслиб Прометей жил в наше

время, не с неба похитил бы он чудный огонь, но из глаз ее"

(Вельтман, „Стран.", 2 ч., стр. 79).

Для описания черного цвета волос употребляется сравне-

ние со смолою (Соллогуб, „Метель", стр. 98 — 99; Кукольник,

„Психея", стр. 397; Марлинский, „Мулла Hyp", стр. 38) или

с крылом ворона (Гоголь) или, наконец, с черной тучей (Пушкин,

„Полтава").

Как видим, при помощи красочных сравнений и метафор,

писатели 30-х годов стремятся живописать, но живопись раз-

решает наряду с красочной проблемой и проблему формы и,

стремясь уподобиться живописцам, они не забывают и этого

пластического момента. Путем сравнений и метафор пытаются

точнее определить очертания и линии тела. Ресницы сравни-