Русский серебряный век: запоздавший ренессанс

Естественно, многие выдающиеся личности неизбежно остались за пределами книги. Так, например, учитывая концептуальный подход исследования важную роль в развитии его логики мог бы сыграть анализ творческого вклада в формирование характера журнала Дмитрия Философова, до 1903 года являвшегося литературным редактором издания и стремившегося к активизации диалога между «идеями времени» и искусством. Не менее интересна в этом смысле и фигура художника Евгения Лансере, ставшего одним из ведущих создателей оригинального графического образа «Мир искусства». Однако, принимая в расчет диапазон творческих деятелей Серебряного века, участвовавших в работе журнала, выбор индивидуальных акцентов в построении материала, конечно, был неизбежен и необходим. В этой связи нельзя не отметить, что некоторые очерки, такие, например, как эссе о Михаиле Нестерове и Обри Бёрдсли, Василии Розанове и Сергее Прокофьеве написаны с особым эмоциональным отношением и личностно найденной интонацией.

Для авторского стиля Вячеслава Шестакова характерно взаимодействие повествовательных эпизодов с лаконичными, молниеносно-точными ремарками и решительно обобщающими выводами, резюмирующими сущность не только изложенного выше сюжета, но ситуации в целом. Подобное умение выявить в слове ускользающую от внешнего содержания глубинную жизнь художественного явления или образа связано не только с серьезно проработанной научной методологией, но и с доверием к интуитивному восприятию смыслов искусства, с ведомостью автора «художественным чутьем».

В искусствознании, как и в любой научно-гуманитарной области, смежной с творчеством, специфика мышления самого исследователя неизбежно влияет на восприятие и интерпретацию материала. Уникальность книги Вячеслава Шестакова также прежде всего заключена в особом концептуальном взгляде на те темы и проблемы мирискуснической эстетики, которая рассмотрена сквозь призму понятийных комплексов, выделенных ученым в культуре Серебряного века.

Обнаруживая новые внутренние смыслы в искусстве рубежа XIXXX столетий, Вячеслав Шестаков концентрирует их вокруг трех главных тенденций, присущих творческим устремлениям этого времени, – антикизирующей, эстетизирующей и платонической. Творчески-эмоциональный отклик на духовные категории, избранные Шестаковым для характеристики эпохи, действительно был всеобъемлющим и выразился в разных видах искусства модерна, тяготевшего к синтезу поэтического мировоззрения, научно-философской мысли и пластически адекватного ирреальным наитиям языка. Последовательно раскрывая каждую из тенденций в философском и художественно-искусствоведческом аспекте, Вячеслав Шестаков не упрощает материал до констатации фактов, но насыщает его теми скрытыми противоречиями, которые были присущи пониманию любви, времени, смерти, творчества русскими модернистами. В частности, выразительный пример этому дает интерпретация художниками и мыслителями Серебряного века темы любви.

Философско-эстетическому пониманию феномена «любви», воспринимавшемуся романтиками и символистами в качестве главного внутреннего источника творческой сущности искусства, Вячеслав Шестаков отводит значительное место в аналитическом контексте книги. Воссоздавая многоаспектность и полемичность «взглядов» эпохи на эту тему, Шестаков подчеркивает индивидуализирующую модерн тягу к синтезу христианского и античного опыта в постижении чувства любви, что было возможно благодаря лирическому в своих основах мировоззрению, доминировавшему на рубеже XIX–XX столетий. Так, например, даже в философских поисках Василия Розанова Вячеслав Шестаков акцентирует прежде всего художественный, иррационально стихийный, творческий элемент, присущий дару мыслителя. Вероятно, именно личностное писательское начало[286] сближало Розанова с художниками круга «Мира искусства» и способствовало тому, что, начиная с 1899 года, он был одним из постоянных авторов журнала.

Если на примере Розанова в книге Шестакова раскрыта драматическая составляющая понимания любви в ее столкновении с религиозными аспектами христианства, то гармоничная – но также не лишенная внутренне противоречивых кульминаций – ипостась воплощения поэзии, философии и теологии в области понимания любви как «источника искусства» представлена именами Владимира Соловьева, Ивана Ильина, Николая Бердяева, Льва Карсавина, Бориса Вышеславцева, Павла Флоренского. С точки зрения искусствоведения особенно важное значение имеет элемент «неоплатонизма» в характеристике внутренних ориентиров мировоззрения символистов, стремившихся к гармонизации видимого и незримого начал жизни, к идеализации природы творчества, сущностное значение которого заключалось в образном проявлении душевной субстанции.