Русский серебряный век: запоздавший ренессанс

Бенуа истолковывал эстетизм в духе универсализма, что приводило его к признанию разнозначности различных художественных стилей, к расширению границ познания западного и русского искусства. Он проделал огромную работу на страницах журнала, пропагандируя различные направления в современном искусстве Запада, и в то же время он никогда не отрицал реалистического искусства. Характерно, что для первого номера «Мира искусства» он предложил статью о Питере Брейгеле, к сожалению так и не напечатанную, в которой он, по собственному признанию, «не только не бросал камней в реализм и сюжетность, но, напротив, ратовал за них, выражая возможность их возрождения в зависимости от какого-либо широкого мировосприятия нежели то, которое лежало в основе искусства передвижников с Вл. Маковским во главе»[113].

Эстетизм отчетливо проявился в русском искусстве начала века, в особенности в аrt nоuveau с его духом созерцательности, нарочитой безидейности, протестом против тенденциозного искусства. Эту тенденцию в искусстве «Серебряного века» тонко подметил Андрей Белый, который впрочем, сам отдал дань эстетизму. Он писал: «На картинных выставках тенденциозный жанр сменился культом безидейного пейзажа, появились бледные девы с кувшинками за ушами. Идеология этого, сказал бы я, серо-синего цвета – идеология сна… Эстетизм как созерцание, как форма освобождения от художественной воли было следствием философии умирающего столетия»[114].

В борьбе за новое искусство, за расширение возможностей искусства, за разнообразие художественный индивидуальностей и стилей журнал «Мир искусства» выступал против поздних передвижников, превративших искусство в дидактику. В этой борьбе принцип эстетизма, объявляющий свободу от «литературщины», от моральной назидательности сыграл большую роль. Как отмечает Марк Эткинд, «главным оружием было то, что Бенуа назвал потом «убежденным эстетизмом». В специфических условиях рубежа века оружие это оказалось сильным и быстродействующим. Круг сторонников журнала разрастался… Журнал ратовал за обогащение художественных средств, ставил проблемы колорита, ритма, стиля. Но главным для современников была общая критическая направленность журнала, хотя и ограниченная рамками протеста эстетического»[115].

Сергей Дягилев как критик и редактор

Одной из самых ярких фигур “Мира искусства”, принесших ему не только европейскую, но и мировую славу был Сергей Дягилев. Если Александр Бенуа был признанным теоретиком и историком “Мира искусства”, то Дягилев в этой среде был человеком дела: организатором выставок, коллекционером, антрепренером. Эта принадлежность Дягилева к разряду “людей действия”, противостоящих “людям созерцания” впервые была отмечена Зинаидой Гиппиус и прочно утвердилась в качестве его “имиджа”, о чем Дягилев писал в уже приводимом выше письме к Василию Розанову.

Впрочем, начинал Сергей Дягилев именно как художественный критик, то есть как “человек созерцания”. Для этого у него были все данные: острое перо, незаурядный художественный вкус, художественная интуиция, знание русского и европейского искусства. Все эти способности далеко не сразу возникли у провинциального юноши, который после окончания пермской гимназии приехал в 1890 году поступать в Петербургский университет. Здесь он встречается с друзьями своего двоюродного брата Дмитрия Философова, будущими участниками “Мира искусства”. Но как вспоминает Бенуа, Сергей Дягилев был из всех них наименее подготовленным в области пластических искусств и долгое время его терпели только как “двоюродного брата Димы”. Но, очевидно, общение со своими более подготовленными и образованными в художественном отношении приятелями давали свои плоды. Совершенно неожиданно для всех окружающих он становится вдруг коллекционером картин и мебели. В 1895 году он едет за границу для ознакомления с новостями в области искусства, и в том же году в газете “Новости” он публикует несколько своих критических заметок, которые редактирует Бенуа.