Русский штык на чужой войне

Далее мы двинулись к Коростеню, но по дороге встретили крестьян, сообщивших о его взятии большевиками.

Это сообщение произвело сильное впечатление на командира эскадрона, и мы минут 10 стояли на одном месте, пока он обдумывал создавшееся положение.

Наконец, посоветовавшись с вахмистром, командир эскадрона приказал всем обозам, шедшим позади нас, сворачивать в поле и объезжать Коростень полевыми дорогами, выходя на шоссе Коростень – Овруч.

Все это было проделано под самым носом у большевиков, но они почему-то не пытались захватить нас. Если бы они сделали хоть малейшую попытку к этому, то, безусловно, все бы обозы остались в их руках. По-видимому, их здесь было очень мало.

Однако часть обозов все-таки направилась на Коростень, так как, по-видимому, их возницы ничего не знали о присутствии там большевиков, которые их и захватили.

Наш эскадрон, выйдя на шоссе Коростень – Овруч, снова двигался очень медленно из-за того, что там набилось много обозов.

Крестьяне Волынской губернии, по которой приходилось нам отступать, относились к полякам очень враждебно и старались вредить им, чем только могли. Не было дня, чтобы повстанцы не обстреливали польские обозы. Нередко они взрывали и жгли небольшие мостики и даже мосты, которых в Волынской губернии было очень много вследствие того, что местность здесь очень гористая.

В лесах, через которые нам приходилось отступать, крестьяне заваливали дороги срубленными деревьями и хворостом, что затрудняло наше движение. Не раз кто-то подпиливал колеса в наших повозках, и мы волей-неволей были вынуждены бросать их. Также было несколько краж казенных лошадей.

Все это дополнительно расстраивало и без того расстроенные польские обозы и войска.

Часто поляки-часовые засыпали на постах от непомерной усталости, и кто-то зверски удавливал их, накинув им веревочную петлю на шею.

Нередко пропадали винтовки, замки от пулеметов и ящики с ручными гранатами и патронами…

Мы не могли вести учет военного имущества и обозов. Ведь при отступлении бросают не только ящики с боеприпасами, но и целые интендантства, и поэтому мы вначале не замечали этих краж, но затем это случайно открылось.

Мы видели и осознавали, что окружены врагами, жаждущими нашей гибели.

Примечательнее всего было то, что чем дальше мы уходили от Киева к Польше, тем отношение к нам становилось все хуже и хуже.

Казалось бы, все должно быть ровно наоборот, так как польское влияние в Волынской губернии было очень велико и очень многие местные крестьяне могли говорить по-польски, и в малороссийскую речь вкралось немало польских слов.

Так, например, крестьянин Волынской губернии говорит: «кавалек» вместо украинского «шматок»; «дзиньице» вместо «дякую»; «пшепрошам» вместо «выбагайте»; «дзинь добры» вместо «добрый день» и т. д.

Здесь очень много имений, принадлежащих полякам, в которых почти все служащие, за исключением чернорабочих, также являются поляками. Они носят особые лакированные сапожки и фуражки, напоминающие польские «мациювки».

Крестьяне во всем стараются подражать этим «панкам», как их здесь называют.

Несмотря на все это, отношение к польским военным делалось только хуже по мере того, как мы забирались сюда все глубже.

Наконец, мы приблизились к Овручу. В какой-то деревеньке мы остановились на отдых, так как уланы валились от усталости с коней. Кроме того, необходимо было дать пройти обозам и прикрыть их.

Все до того измучились, что больше не могли продолжать поход. Обозникам было легче, так как они не несли караульной службы и даже могли спать на своих повозках во время движения.

Мимо нас проходили обозы и растрепанные войска. Дух поляков был надломлен, и они не верили в то, что можно остановить натиск большевиков.

Орудия продолжали греметь, и, как ни торопились, их гул продолжал нас настигать.

Ходили слухи, что Буденный собрал 100-тысячную кавалерию и гонит всю польскую армию. Передавали и подробности отдельных боев, но эти слухи были сильно преувеличены и сражения описывались совершенно фантастически.

Показались петлюровские обозы и дивизия самого Петлюры, не участвовавшая в боях. Петлюровцы сохраняли спокойствие духа, да оно и понятно – им нечего было терять. Здесь была отпетая публика, которая только и жила войной и всевозможными авантюрами.

Во время отступления они потеряли очень мало людей – не более пяти процентов, тогда как поляки – не менее 75 процентов (некоторые войсковые части были совсем уничтожены и прекратили существование).

Когда все обозы прошли, а шли они два дня, мы в хвосте десятиверстной колонны повозок также двинулись к Овручу. Нас сопровождала та самая батарея, с которой мы шли и раньше.

Промелькнул Овруч…

Дней через пять после его оставления нами мы наконец ушли от грозного гула орудий и красные не наседали на нас. Где была польская армия – мы уже давно не знали, так как связь с остальными ее подразделениями была порвана. Ходили лишь слухи, что польские обозы и части, ушедшие на Житомир, где-то были окружены красной конницей и изрублены. Передавали, что погибло много поляков-беженцев из Украины, отступавших вместе с армией.