Русский со словарем

В XX веке субъект-объект был уже полностью вытеснен субъектом – противоположностью объекта. Носители литературного языка уже, видимо, не столь массово владели логической терминологией и, соответственно, пара субъект – предикат не была столь напрашивающейся. Не всем стала очевидной внутренняя форма латинского слова subjectum и связь слова субъект с русским подлежащее. В то же время пара субъект – объект легко воспринимается в силу того, что для любого человека ясно, что там явно один корень, но разные приставки. Да кроме того, существительное субъект подравнялось под прилагательное субъективный, а укрепление контрастной пары субъект – объект обусловлено активным функционированием контрастной пары субъективный – объективный.

О преемственности

Как-то по телевизору показывали вечер юмора. Я вообще-то юмористические передачи не люблю, но, прежде чем переключить, я успела услышать, что чествуют Жванецкого. И что – цитата – “все мы выросли из Жванецкого, как русская литература из гоголевской шинели”. Действительно, существует расхожая фраза о русских писателях: “Все мы вышли из «Шинели» Гоголя”. Тут есть один нюанс. “Все мы вышли из «Шинели»” означает, что гоголевское произведение столь велико и неисчерпаемо, что идей и образов хватило для многих произведений других писателей. А что же получается в том варианте, который прозвучал в передаче? Что, мол, русская литература выросла из гоголевской “Шинели”? Например, говорят: “Из этой статьи может вырасти большая книга”. То есть статья содержит только зачатки, которые сулят появление книги. Так и гоголевская “Шинель” – если доработать, может, что путное и получится. И вот представим себе, Жванецкого поздравляют так: “Вы, дорогой Михал Михалыч, это мы в зародыше. Мы, великие, выросли из вас, маленького”. Не очень-то лестно, если вдуматься.

Фразу “Все мы вышли из «Шинели» Гоголя” обыкновенно приписывают Достоевскому. Но люди, прочесывающие в поисках этой цитаты полное собрание сочинений Достоевского, ничего не обнаруживают. Это такая же ситуация, как с цитатой “У России две беды – дороги и дураки”. Все знают, что это Гоголь, но у Гоголя этого нет.

А с фразой про “Шинель” получилось вот что: в 1887 году в России вышла книга “Современные русские писатели. Толстой – Тургенев – Достоевский”, принадлежащая перу французского критика Эжена Вогюэ, который сыграл огромную роль в знакомстве Запада с русской классической литературой. Из этой книги фраза о “Шинели” и стала широко известна. Говорил ли Достоевский когда-либо что-то подобное, никто не знает. Собственно, у Вогюэ во французском тексте говорится, что так сказал один писатель, а уж переводчик “уточнил”: да Достоевский, больше некому. Это выяснил еще в 1968 году советский литературовед Соломон Абрамович Рейсер, сопоставив перевод с оригиналом.

Трудно сказать, по какой причине, но фразочка прижилась. Сейчас она превратилась в журналистское клише – эдакую универсальную формулу преемственности.

Писатель-фантаст Ник Перумов говорит: “Мы все вышли из шинели Стругацких, другое дело, куда мы после этого направились”. “Мы вышли из шинели и литинститута”, – вторит ему другой писатель. Литературой дело не ограничивается: петербургский музыковед Владимир Фейертаг, говоря о джазе, замечает: “Все мы вышли из шинели Миллера”. А его же лекция о саксофоне озаглавлена “Все мы вышли из шинели Паркера”. Григорий Ревзин, описывая выставку, посвященную главному архитектуру брежневской эпохи Посохину, формулирует так: “Все они как бы вышли из шинели Посохина и теперь вернулись в лоно этой суконной матери”. Эдвард Радзинский считает николаевскую эпоху концентрированным выражением российской истории: “Все мы вышли из шинели Николая – не Васильевича, а Павловича”. А у другого автора читаем: “Все адвокаты вышли из шинели Александра II”. Даже европейские футбольные тренеры, оказывается, признаются, что вышли из “шинели Лобановского”.

А уж что говорить про политику! Вот только несколько цитат из разных газет и радиопередач:

Илюхин хочет показать, что режим Путина вышел из шинели Ельцина.