Читаем «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы полностью

Согласие советского правительства подписать 27 августа 1918 г. три дополнительных к Брест-Литовскому мирному соглашению договора Фельштинский объясняет стремлением любыми средствами продлить мировую войну, оттягивая поражение немцев[439]. Ленин, опасаясь за свою власть, считал, что война увеличивала шансы на мировую революцию, в то время как мир на Западном фронте мог привести к началу военных действий европейских держав против правительства большевиков.

Подписание дополнительных соглашений политики стран-союзниц трактовали как упрочение сотрудничества между большевиками и немцами, но в отличие от первоначальных договоров Брест-Литовска, считали их подписанными не по принуждению, а по их желанию и инициативе. В Германии ряд крупных политических деятелей резко возражали против дополнительных соглашений с Россией, особенно в связи со сделанной, как считал, например, один из лидеров немецкой партии центра М. Эрцбергер[440], уступкой большевикам, признав отмену частной собственности, против которой протестовали все великие державы.

Соблюдая принятые на себя по договору и соглашениям обязательства, Советская Россия требовала того же и от Германии. Однако последняя договор грубо нарушала, в частности, всячески затягивала вывод войск с оккупированной территории РСФСР, подвергая разграблению районы эвакуации. Так, в докладной записке Д. Пржевлоцкого[441] на примере русско-германского Оршанского соглашения об очищении Сенненского и Леппельского уездов от 12 сентября 1918 г. были изложены требования, которые следовало отстаивать Виленской пограничной комиссии в дальнейших переговорах с немцами. Это делалось с учетом того, что германское командование из боязни «инцидентов» упорно не желало непосредственной передачи из рук в руки советским войскам эвакуируемых ими участков Советской Республики, создавая тем самым серьезную опасность возникновения на местах в периоды «безначалия» брожений и выступлений, а также смотрело на области, выходившие из его фактического владения, как на части неприятельских территорий, стараясь «выжать все производительные соки» из них путем скупки и реквизиции хлеба и других продуктов, массовых закупок у местного населения лошадей и скота и отправлении всего этого «германского» имущества в Германию; варварским обращением с государственным имуществом: различными легкими строениями и сооружениями, телеграфной проволокой и т. д. Все это снималось, увозилось «с совершенно несвойственной немецкому характеру и степенности, поспешностью». Оставляемые немцами части территорий представляли картину полного опустошения.

Отход немецких войск сравнивали с отступлением неприятельских армий, которые взяли из страны все, что можно, а затем кинули ее на произвол судьбы. Такие действия не могли быть названы исполнением соглашений, заключенных между находившимися в мире государствами. В связи с этим Виленской пограничной комиссии (ее русской стороне) как органу, вырабатывавшему основные положения порядка выполнения соглашений о периодических очищениях немцами российских областей, предлагалось принять и руководствоваться следующим положением: а) очищаемый участок должен был передаваться германскими властями русским непосредственно, для этого туда должны допускаться русские военные единицы, достаточные по своей численности для действительного овладения передаваемой территорией; б) все общественные здания и постройки должны были передаваться русским военным властям в том виде, в каком они находились в момент занятия участка немцами; исправленные и вновь выстроенные сооружения не могли разбираться или сниматься и увозиться уходящими. Государственное и общественное имущество должно было оставаться на месте в том виде, в каком им пользовались во время оккупации; в) германское командование не должно было прибегать на территориях, подлежавших очищению, к массовым скупкам лошадей, скота и любого сельхозинвентаря, а также ко всяким действиям, имеющим своими последствиями нанесение ущерба хозяйству как данного участка, так и всей страны; г) германское командование не должно было прибегать к реквизициям и скупке хлеба и других продовольственных товаров.

Отступления же от указанных выше правил были возможны не иначе, как по особым в каждом отдельном случае постановлениям Виленской пограничной комиссии[442].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Russica

Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.

Е. Бурденков , Евгений Александрович Бурденков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события. Автор стремился определить первенство одного из двух главных направлений во внешней политике Советской России: борьбу за создание благоприятных международных условий для развития государства и содействие мировому революционному процессу; исследовать поиск руководителями страны возможностей для ее геополитического утверждения.

Нина Евгеньевна Быстрова

История
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований. Многие прогнозы и прозрения эмигрантских мыслителей актуальны и для современной России.

Маргарита Георгиевна Вандалковская

История

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука