Русский XX век на кладбище под Парижем

Потом была война, за ней революция, крах либералов, приход к власти большевистских демагогов и насильников. В 1922 году Ленин решает, что чем меньше у него интеллигентов, философов, писателей, богословов, ученых-экономистов, кооператоров или гуманистов-общественников, спасающих народ от голода, тем легче ему будет добиться беспрекословного повиновения, всеобщего оглупления и безмыслия. Как большой гуманист, Ильич не сразу всех убил: он предложил интеллигентам выбор – заграничное изгнание или расстрел. Говорят, что ленинская формулировка в 1922 году звучала так: «расстрел с заменой его заграничной ссылкой», но точно условий «помилования» не знает никто… И вот уплыли в заморские дали два «корабля философов». На борту у них были Бердяев, Булгаков, Лосский, Франк, Карсавин, Ильин, Осоргин, Бруцкус… Вот как оценил эту акцию большевиков один из новых русских авторов: «С высылкой кончилась философия в России: и то, что с тех пор называлось у нас этим именем, в действительности лишь одна из служб тоталитарной машины». Другие оценили эту акцию как одно из мероприятий «негативной селекции»: вышлем цвет России, тон будут задавать худшие. Третьи называли эту высылку «засылкой». Называли это и «кровопусканием» и «гемофилией»… Эта «негативная селекция» с неизбежностью приходит на ум, когда бродишь среди могил на Сент-Женевьев-де-Буа и других французских кладбищах, а также на кладбищах бельгийских, британских, американских, где лежат Оболенские, Бенуа, Грабари, Трубецкие, Рябушинские, Ковалевские, Лосские, Струве… Русская культура понесла тогда невосполнимые потери, уровень научной, нравственной и прочей жизни в России резко понизился, деградация заметна стала во всех сферах…

Внимательные наблюдатели (тот же Н. В. Вырубов) отметили, что в ту самую пору, когда большевистские власти высылали за границу под угрозой расстрела лучших людей России и во всю продавали разрешения на отъезд, по Европе уже шастали московские агенты, уговаривавшие эмигрантов возвращаться. Этой странности никогда не понять человеку, не знающему советской иерархии ценностей, в которой на первом месте всегда стояли не цели возрождения страны, а цели пропаганды, провокации и разведки.

Франция, к чьему берегу причалили после странствий по Германии и Восточной Европе русские изгнанники, от ленинской акции только выгадала. Н. О. Лосский преподавал сперва в Праге, где и он, и его теща Мария Николаевна Стоюнина (как деятель русского просвещения) получали чешскую стипендию (Борис Николаевич, которому в пору отъезда было 17, вспоминал, как гимназистки пришли провожать бабушку на петроградскую пристань). Потом семья перебралась в Париж. Лосский и здесь преподавал, размышлял, развивал свое учение об интуиции… Как писал богослов Карташев, «Николай Онуфриевич Лосский, с медленной постепенностью развертывавший в течение ряда десятилетий свою оригинальную гносеологию, шедшую навстречу догматической метафизике христианства, здесь, наконец, сформулировал долгожданную апологетами Церкви третью аксиологическую часть своей христианской философской системы».

В науку пошли и его сыновья. Старший – Владимир, родившийся в 1903 году в Геттингене, – стал православным богословом и преподавал латинскую патрологию в Свято-Сергиевском институте. Как и многие в эмиграции, он был сторонник абсолютного православия. Это его стараниями открыт был на рю Монтань Сент-Женевьев (на улице Горы Святой Геновефы) в Париже первый франкоязычный православный приход, и число иноверцев, которые обращаются в православие, растет и ныне. Его жена Магдалина Исааковна Лосская (урожденная Шапиро) была такая же энтузиастка православия, как он сам.

– О, она была убежденная церковница, эта Шапиро, – сказал мне Борис Николаевич Лосский.

– Понятно, – сказал я. – Как архиепископ парижский, монсеньор Люстиже, урожденный Арон Люстигер?

– При чем тут Люстиже? – удивился русский интеллигент Лосский, не постигая моей советской логики. – Он же католик, Люстиже, а она была православная…

Другой сын Н. О. Лосского, Андрей, стал историком, специалистом по русскому ХVII веку. Мой друг Борис Николаевич был видный историк искусства, искусствовед. Он учился в Праге и в Париже, 17 лет был хранителем музея в Type, a потом и хранителем дворца Фонтенбло, напечатал кучу книг по искусству (на всех языках), еще и в 94 года успешно писал мемуары. Внук Н. О. Лосского Николай – филолог-англист, богослов, регент церковного хора; жена его, Вероника Лосская – цветаевед. Внучка Мария Владимировна преподавала в университете в Нантерре, она специалист по Толстому. Специалистами по русской литературе стали внучки философа Н. Лосского Елена и Мария. В Бостоне преподавала и другая внучка Мария, а правнук Андрей стал блестящим переводчиком богословской литературы. Что же до правнука Кирилла, то его религиозный энтузиазм завел так далеко, что он перешел в иудаизм… Что ж, на то они и Лосские, чтоб искать свои, особенные, пути…