Русский XX век на кладбище под Парижем

Лиза стала бывать на «башне» у В. Иванова. В 19 лет она выходит замуж за социал-демократа Кузьмина-Караваева (позднее в поисках своего пути он переходит в католичество), у них собираются заседания гумилевского Цеха поэтов. Лиза ищет осуществления своего пути и в поэзии, и в революции – у эсеров. Она расходится с мужем, ищет настоящей, большой любви, совершает ошибки. У нее рождается дочь Гаяна. В 1918 году она исполняет обязанности городского головы в Анапе, проходит через бури революции. Она выходит замуж за кубанского казака, писателя и деятеля казачьего сопротивления Даниила Скобцова. Их ждет эмигрантский путь скитаний – через Болгарию и Сербию; они оказываются в Париже – в нужде. Детей у нее уже трое, а брак снова рушится: как может уцелеть обычный брак при этом ее неистовом поиске служения… Елизавета все более активное участие принимает в христианском движении, ездит по стране, не щадит себя… А потом умирают обе ее дочки, и в горе своем видит она свой новый путь к Богу – через монашеский постриг к «огнепальному» концу:

Еще до смерти будет суд,
Мой собственный и беспощадный,
Когда возьмут и унесут
Монашеский наряд нарядный.

С укором перечислят мне

Мои грехи святые сестры.
И суд велит гореть в огне.
И это будет новый постриг.

В 1932 году Елизавета Юрьевна Скобцова (как пишет о. Сергий Гаккель) «отложила мирское одеяние, облеклась в простую белую власяницу, спустилась по темной лестнице с хоров Сергиевского храма и распростерлась крестообразно на полу:

В рубаху белую одета…
О, внутренний мой человек.
Сейчас еще – Елизавета,
А завтра буду – имя рек.

Она не желала укрыться в труде и молитвах за стенами монастыря, она хотела служить ближнему в миру. И опытный душевед митрополит Евлогий разгадал всю силу ее горения, ее веры, ее любви к ближнему. Мать Мария основывает движение «Православное дело», устраивает общежитие в доме на рю Лурмель, оборудует церковь в гараже и сама ее расписывает. Экономический кризис, французские беды и нищета собирают под крышу ее общежития пропащих русских бедолаг. Еще до света мать Мария уходит на парижский оптовый рынок («Чрево Парижа») с тележкой, и под утро французы-торговцы сваливают ей на тележку все, что не продалось за ночь. «Сюда, матушка! – кричат они, растроганные собственным порывом. – Русская матушка, бери!» Она везет тележку на рю Лурмель, где готовит обед, кормит самых обездоленных, потом утешает их, обшивает, врачует их души. Дни ее проходят в черном труде, хлопотах, уборке, уговорах, ибо океан человеческого горя плещет вокруг…

Пронзила великая жалость
Мою истомленную плоть.
Все мы – ничтожность и малость
Пред славой твоею, Господь.

Мне голос ответил: «Трущобы —

Людского безумья печать —
Великой любовью попробуй
До славы небесной поднять…»

Люди, которые приходят к ней, не только обнищали, оголодали, утратили надежду. Они огрубели, утратили человеческий облик, они пьют, воруют. Монахиня, поэтесса, богослов (она духовная дочь отца Сергия Булгакова, автор богословских статей, сотрудница журнала «Новый Град»), мать Мария пытается спасать и души:

Братья, братья, разбойники, пьяницы,
Что же будет с надеждою нашей?
Что же с вашими душами станется
Пред священной Господнею чашей?

Как придем мы к Нему неумытые?

Как приступим с душой вороватою,
С гнойной раной и язвой открытою,
Все блудницы, разбойники, мытари
За последней и вечной расплатою?

Мать Мария опекала и русских больных в больницах, у нее на все хватало времени…

А потом началась война, Париж сдался без боя, пришли оккупанты, началась тыловая жизнь. Вначале были арестованы русские, которым начала помогать с воли мать Мария. Потом русские были освобождены, и теперь только одной части русской колонии угрожала смертельная опасность – евреям. Уже начались облавы… Христианская подвижница мать Мария и ее соратники из «Православного дела» – отец Димитрий Клепинин, юный Юра Скобцов, Ф. Т. Пьянов, В. Казачкин и другие – как могли спасали невинных. А мать Мария еще и пыталась вселить в души преследуемых мужество, гордость и стойкость. Ее стихотворение, обращенное к евреям, переписывали тайком, оно разошлось по Парижу: