Красивые сестрички Кира и Леля фон Медем сгодились и для показа моды. Кира работала манекенщицей добрых 20 лет во всех крупных парижских домах – в домах «Ирфе», «Итеб», «Поль Пуаре», «Пату», «Шанель», «Молине», «Дреколь»…
МЕРЕЖКОВСКИЙ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ, 4.08.1865 – 7.12.1941
Здесь почиет рядом с супругой своей Зинаидой Гиппиус знаменитый (а в былые годы даже очень знаменитый, один из двух-трех кандидатов на первую Нобелевскую премию среди русских литераторов) поэт, прозаик, драматург, философ и литературный критик Дмитрий Мережковский. Он родился в Петербурге, в богатой семье: отец его был придворный чиновник, тайный советник, родом из украинского дворянства, дед с материнской стороны возглавлял канцелярию петербургского обер-полицмейстера. 16 лет от роду Д. Мережковский напечатал первое свое стихотворение. В 23 года выпустил в свет сборник стихов, чуть позже книгу критики, а потом и первые труды в биографическом жанре – портреты великих писателей России и Запада. Потом стали появляться одна за другой трилогии его историко-философских романов, так что к началу Первой мировой войны у Мережковского успели выйти сперва 17 томов его первого Собрания сочинений, а потом и 24 тома второго, более полного. А он ведь прожил 30 лет после этого, написал и выпустил еще несколько блистающих эрудицией трилогий из жизни России, Древнего Рима, Древнего Египта, европейского Средневековья, из евангельской истории… У этих книг было множество русских (и зарубежных) читателей, было много поклонников. Это была серьезная литература, и все же… Собратья по перу и критики – от Достоевского (прослушавшего гимназические стихи Мережковского) и Розанова до Адамовича и молодого Поплавского – имели к Мережковскому почти одинаковые претензии: «головная» литература, мало души и сердца, не всегда четкая политическая и религиозная позиция. Философ Ильин писал, что Мережковский – «художник внешних декораций и нисколько не художник души». Эмигрантский критик Г. Адамович убеждал: «Его мало любили, мало кто за всю его долгую жизнь был близок к нему. Было признание, но не было порыва, влечения, доверия… Мережковский – писатель одинокий». Еще резче высказался по его поводу В. Розанов, близко знавший Мережковского до революции: «О, как страшно ничего не любить, ничего не ненавидеть, все знать, много читать, постоянно читать и, наконец, к последнему несчастью, – вечно писать, то есть вечно записывать свою пустоту и увековечивать то, что для всякого есть достаточное горе, если даже и сознается только в себе. От этого Мережковский вечно грустен».
Но при всем этом – какой блеск эрудиции, «интуитивное постижение скрытого смысла, разгадывание евангельских притч» (Вышеславцев), опыт «непрерывного интеллектуального экстаза» (Б. Поплавский), прозрения и пророчества, фейерверк гипотез…
Роль Мережковского как одного из столпов символизма и как философа не сводилась к усилиям творческим. В 1901 – 1903 годах он явился одним из деятелей религиозного возрождения в России, одним из создателей Религиозно-философского общества, отчеты которого он печатал в редактируемом им журнале. Позднее, в эмиграции он царил как непререкаемый авторитет на литературно-философских «воскресеньях» у себя дома (в квартире на рю Колонель Боне), а потом и в обществе «Зеленая лампа» – то есть радел о продолжении интеллектуально-литературной жизни, столь важной для писателей в изгнании (особенно для молодых, не закончивших образования, не варившихся в атмосфере петербургского Серебряного века).
Еще в 1888 году, 23-летним студентом, на пути из Германии (с заездом на Кавказ) Д. Мережковский встретил в Боржоми 19-летнюю Зинаиду Гиппиус, а еще через полгода обвенчался с ней в Тифлисе и увез ее в Петербург. В последующие 52 года, как любила напоминать З. Гиппиус, они не разлучались с мужем «ни разу, ни на один день». С другой стороны, нетрудно догадаться, что это не был обычный, так сказать, традиционный брак… И вечная жизнь втроем – с «интимным другом» Д. Философовым или сыном-слугой-секретарем В. Злобиным, – и вполне лесбийские письма З. Гиппиус, и ее вполне мужские стихи заставляют сомневаться в подобной «традиционности». Да и люди они были слишком необычные для «обычных» отношений.