Русский XX век на кладбище под Парижем

Митрополит Евлогий в своих мемуарах с большими подробностями рассказывает о савойском приходе, в котором пришлось служить о. Алексею Медведкову – о Южине:

«Южин – большой металлургический завод, расположенный в ущелье в горах Савои. Дым заводских труб стелется по узенькой долине, застревая меж гор. Воздух тяжелый, нездоровый. Русских рабочих в Южине много. Большинство их выписано по контракту с Балкан непосредственно самим заводским управлением. Когда у них возникла мысль об организации приходской жизни, администрация завода пошла навстречу и подарила барак под церковь…»

Сначала приходская жизнь в Южине не ладилась. «О. Александр – бывший управляющий Казенной Палатой, действительный статский советник… никак не мог избавиться от навыков бюрократического формализма… устроил канцелярию, назначил приемные часы, расставил стулья для просителей, псаломщик был у него за курьера и за докладчика… Приемные часы, доклады и папки… а церковного творчества мало… Выйти из бюрократического футляра ему было трудно». Священники сменялись в Южине и не могли справиться с бурной паствой, митрополита же называли «большевиком», так как тогда он был еще в подчинении Московской патриархии. Ну а потом пришел молодой, «горячий» священник о. Авраамий «умный, красноречивый и тактичный молодой иеромонах (воспитанник нашего Богословского института)», и дело наладилось… На свою беду, митрополит Евлогий послал о. Авраамия «в Африку с миссионерской целью, считая ее соответствующей его монашескому пути». Вот тут-то и пошли новые, многолетние южинские беды, в том числе и беды немолодого уже о. Алексея Медведкова:

«На место о. Авраамия я назначил о. Алексея Медведкова (из Эстонии). Старый протоиерей, хороший, благочестивый «батюшка», но столь придавленный нуждой, забитый, запутанный в семейных своих делах, что он духовно опустился. С ним приехала в Южин работать по контракту целая группа рабочих – весьма деморализованная компания, которая его терроризировала и не выпускала из своего окружения. О. Медведков прослужил года три-четыре – и умер».

О дальнейшем земном пути о. Алексея Медведкова рассказывает Н. Смирнова: «В крипту кладбищенской церкви в Сент-Женевьев-де-Буа перенесены нетленные мощи о. Алексея Медведкова, захороненного в 1934 году на кладбище во французском городе Аннеси. Когда через несколько лет кладбище решено было закрыть, во время перезахоронения тело о. Алексея оказалось нетронутым. Его перенесли в крипту церкви Успения Богородицы в Сент-Женевьев-де-Буа».

Большой специалист по похоронным делам о. Борис Старк описывает несколько случаев обнаружения им хорошо сохранившихся костей, в том числе и случай с его тетушкой, старой девой, весьма благочестивой. О. Борис считает это чудом и знаком несомненной благодати.

Бар. МЕДЕМ НИНА ВЛАДИМИРОВНА, 1882 – 1972

О прежней жизни своей семьи и об эмигрантской судьбе своей матери, баронессы Нины фон Медем, рассказывала историку моды А. Васильеву дочь баронессы Кира Александровна фон Медем (в замужестве Середа):

«Отец, полковник Эриванского полка, сказал моей матери, что она должна сама себя обшивать. А так как у мамы было три сестры и еще домовая портниха, то она хорошо научилась портновскому искусству. Мы жили тогда около Тифлиса в собственном доме, называвшемся «Манглис», с большим фруктовым садом. Когда уходила Белая армия, мой брат остался в Крыму. Он был начальником пулеметной команды и оборонял Крым, а затем был расстрелян большевиками».

Среди архивных документов, преданных недавно гласности в Москве издательством «Гея», есть сообщение (от 8.12.1920 г.) начальника Особого отделения дивизии П. Зотова «о проделанной работе» в Крыму: из 1100 «зарегистрированных» (то есть сдавшихся в плен) белогвардейцев расстреляно тройкой под руководством П. Зотова 1006 человек…

Когда баронесса Нина фон Медем и ее прелестные дочери Кира и Леля добрались до Парижа, они сразу отправились на поиски работы. Вот что рассказала об этом позднее А. Васильеву 92-летняя Кира:

«Приехав в Париж в 1922 году из Константинополя, мама и я, голодные, искали работу. Придя в «Китмир» к великой княгине Марии Павловне, мы получили заказ на вышивку вечерних сумочек из блесток и бисера. Цветные сумочки были очень модными в то время. Княгиня спросила нас: «Умеете ли вы делать китайский шов?». Мы сказали, что умеем, и получили еще заказы на вышитые пояса, а мама, баронесса Нина Владимировна фон Медем, урожденная Шлиттер, – и на вышитые шали со сложным рисунком, напоминавшие целые картины. Там было много русских работниц, и все талантливые. Работу великая княгиня давала на дом и платила прилично. А мы тогда так бедствовали, что были рады всякой работе!

…Затем моя мама стала портнихой в доме «Итеб», где оставалась в качестве заместительницы главной портнихи два года».

Вот когда довелось помянуть добром семейную строгость полковника Эриванского полка барона Александра фон Медема…