Читаем Русский XX век на кладбище под Парижем полностью

В Париже в 1929 году братья оформляют у Дягилева балет «Кошка», в котором стояла на сцене вполне обобщенная статуя богини, а потом художественные пути братьев расходятся – они оказались очень разными, хотя оба до предела авангардными. У Наума превалируют легкость форм и полет, у Антона – «внутреннее движение и энергия тяжкой массы». На все это был тогда непреходящий спрос… Тех, кто еще не понял, о чем идет речь, отсылаю к мнению крупных специалистов:

«Каждый по-своему, Габо и Певзнер своими произведениями вносили гармоническую меру, подобную «золотому сечению», в «порядок» окружения человека. В этом их вклад в мировое искусство XX века».

ПЕШКОВ ЗИНОВИЙ, legionnaire, 16.Х.1884 – 27.ХI.1966

Под этой плитой покоится рядом с другом своим, православным архимандритом о. Николаем Оболенским, бригадный генерал французской армии, прототип Павла Власова из романа Горького «Мать», один из самых фантастических русских эмигрантов (одни биографы называли его героем, другие – авантюристом) Зиновий Алексеевич Пешков, носивший до своего крещения в 18 лет имя Ешуа Золомон Мовшев Свердлов и приходившийся младшим братом знаменитому большевику Якову Свердлову. Приемным отцом Зиновия Пешкова был А. М. Пешков (писатель Максим Горький), и хотя крещение предпринято было, чтоб помочь молодому Свердлову поехать на учебу в Москву, по многим свидетельствам, З. Пешков до конца своих дней оставался верующим христианином (а одно время намерен был даже постричься в монахи) и завещал похоронить себя по православному обряду на русском кладбище. В гроб с собою З. Пешков завещал положить портрет Горького, первую свою солдатскую военную медаль, значок Иностранного легиона и Большой крест Почетного легиона (а орденов и знаков отличия у него было великое множество). Гроб его, как он и просил, несли на русское кладбище легионеры. Судя по его замечательным письмам к Горькому из Марокко (опубликованным его израильским биографом и поклонником доктором М. Пархомовским), он любил легионеров, а особенно своих подчиненных, тех русских солдат и офицеров-изгнанников, которые после Галлиполи подались, за полной бездомностью, в Иностранный легион, и вообще, как верно обозначил в заголовке своей книги М. Пархомовский, З. Пешков был истинный «сын России». Несмотря на их идейные расхождения и «семейные» размолвки, З. Пешков до последнего дня любил своего приемного отца, да и Горький писал, что связь их нерасторжима («ты должен знать, что какой-то кусок моего сердца сросся с тобой»). Кстати, в публицистике Горького без труда можно угадать некоторые идеи, наблюдения и даже словечки его секретаря З. Пешкова, которого Горький высоко ценил (скажем, «музыка толстых»).

Во французской армии З. Пешков прошел пятнадцать ступеней – от солдата 2-го класса до бригадного генерала, а на дипломатической службе – от беспаспортного, безработного русского эмигранта до французского посла в Китае и Японии, до французского эмиссара (и вероятно, разведчика) в дальних уголках планеты, доверенного генерала де Голля, и еще, и еще… Он был обаятелен, общителен, и писатель А. Амфитеатров, у которого он был в Италии секретарем, так раскрывал секрет успешной его карьеры: «…кто с ним знакомится, обыкновенно остается надолго к нему расположен».

Когда грянула Первая мировая война, З. Пешков оставил службу у Амфитеатрова и ушел воевать против немцев. В отличие от большевиков он не желал «поражения России», а совсем напротив. Амфитеатров писал: «…первым русским волонтером из Италии во Францию был приемный сын… Горького, Зиновий Пешков, молодой человек исключительных способностей, покинувший ради благородной цели свою молодую жену и своего ребенка…»

Горький был недоволен патриотическим порывом Зиновия и при их встрече, в 1917 году в Петрограде так надписал ему свою новую книгу: «Духовному сыну моему, заслуженному шовинисту Зиновию Пешкову. М. Горький. Несчастный отец».

Летом 1915 года в бою под Аррасом Зиновий Пешков потерял правую руку. Любопытно, что самый подробный рассказ об этом напечатал в киевской газете посетивший парижский госпиталь А. Луначарский. После выписки из госпиталя началась параллельная – дипломатическая карьера З. Пешкова. В чине капитана он едет в Россию – связным к Колчаку и Деникину…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ярославль Тутаев
Ярославль Тутаев

В драгоценном ожерелье древнерусских городов, опоясавших Москву, Ярославль сияет особенно ярким, немеркнущим светом. Неповторимый облик этого города во многом определяют дошедшие до наших дней прекрасные памятники прошлого.Сегодня улицы, площади и набережные Ярославля — это своеобразный музей, «экспонаты» которого — великолепные архитектурные сооружения — поставлены планировкой XVIII в. в необычайно выигрышное положение. Они оживляют прекрасные видовые перспективы берегов Волги и поймы Которосли, создавая непрерывную цепь зрительно связанных между собой ансамблей. Даже беглое знакомство с городскими достопримечательностями оставляет неизгладимое впечатление. Под темными сводами крепостных ворот, у стен изукрашенных храмов теряется чувство времени; явственно ощущается дыхание древней, но вечно живой 950-летней истории Ярославля.В 50 км выше Ярославля берега Волги резко меняют свои очертания. До этого чуть всхолмленные и пологие; они поднимаются почти на сорокаметровую высоту. Здесь вдоль обоих прибрежных скатов привольно раскинулся город Тутаев, в прошлом Романов-Борисоглебск. Его неповторимый облик неотделим от необъятных волжских просторов. Это один из самых поэтичных и запоминающихся заповедных уголков среднерусского пейзажа. Многочисленные памятники зодчества этого небольшого древнерусского города вписали одну из самых ярких страниц в историю ярославского искусства XVII в.

Борис Васильевич Гнедовский , Элла Дмитриевна Добровольская

Приключения / История / Путешествия и география / Прочее / Путеводители, карты, атласы / Искусство и Дизайн