Так началась служба Николая Юшина. Ополченцы сперва отнеслись к нему с некоторой настороженностью: уж слишком отличался от них этот молодой московский историк. Но вскоре она прошла. Николай легко сходился с людьми, воевал не хуже других, а потому насторожённость скоро сменилась искренней дружбой и уважением. Во время передышек Николай вёл блог, пользуясь планшетом, с которым не расставался, читал прихваченных из дома «Дроздовцев в огне», которых вскоре, впрочем, позаимствовал у него Таруса, давно бывший правой рукой Сергея. Правда, читать было особо некогда, но Таруса старался выкраивать время.
Между тем, обстрелы становились всё ожесточённее, и укры уже несколько раз пытались прорвать линию обороны, стягивая несметные силы против маленького гарнизона. Этого им, впрочем, не удавалось. Трусы умеют уничтожать, давить массой, выжигать огнём, но не воевать. И потому терпели поражения от вооружённых рухлядью вплоть до ППШ времён ВОВ ополченцев, сражавшихся и готовых умереть за свою землю и идею. В этой невиданной по неравности сил схватке Бог явно был на стороне последних.
Пришёл, однако, день, когда противник, разгромив передний блокпост, подогнал два танка столь близко к основным позициям ополчения, что каждый снаряд попадал в цель, методично круша укрепления. Их работа дополнялась уже привычными ударами артиллерии с господствующей высоты. Вертолёты, уже не раз потрёпанные ополченцами, теперь не решались приближаться к их позициям — а то ведь недолго украинской армии вовсе без «коров» и «крокодилов» остаться. Впрочем, их отсутствие положение не облегчало.
Прибывший на позиции Сапёр, в отсутствии журналистов скрывавший лицо лишь большими тёмными очками и козырьком кепки, долго изучал в бинокль расположение «осиного гнезда», не обращая внимания рвущиеся совсем рядом снаряды.
— Черти! — ругнулся зло. — Ведь учатся, учатся воевать… Посмотри, Васильич, как точно танки поместили. Хлещи и хлещи прямой наводкой по нам. А мы и ответить не можем, потому что наша рухлядь на такое расстояние не стреляет. Кабы чуть ближе пододвинулись, можно было бы попробовать — но они точно всё рассчитали. Эх, нам бы сюда хоть одну самую плохонькую самоходку! Помину бы от их «гнезда» не осталось… Вот что, капитан, звони нашему «десанту», чтоб возвращались. Перед «соседями», конечно, неудобно — обещали помочь, но ПТУРСы нам сейчас и самим понадобятся.
Десант — это Таруса, Фартовый, Дед и ещё пара бойцов, которых Родионов накануне снарядил на подмогу «соседям», у которых, согласно полученным разведданным, ожидалась танковая атака укров.
На звонок Сергея тотчас ответил Николай.
— Юшин, что у вас там?!
— Палят, — лаконично отозвался «вольноопределяющийся». — Танков покамест не видать. Сидим, ждём.
— Хорош сидеть, срочно возвращайтесь назад! — крикнул Родионов, зажимая ухо от нарастающего гула. — У нас того гляди укры прорвутся!
— Есть, господин капитан!
В этот момент очередной взрыв грохотнул совсем рядом.
— Проклятье, если рванёт ещё ближе, то этот окоп станет нашей братской могилой! — сказал Сергей, пряча телефон и потирая заложенное ухо. — Знать, обманулась разведка наша, а, вернее, нарочно обманули её, чтоб мы не там наступления ждали. И, оставив официальный тон, негромко заметил Сапёру: — Ты бы, Игорь, возвращался в комендатуру. Сдаётся мне, что они знают, что ты здесь, а оттого ещё больше свирепствуют. Какой прок будет, если накроют всех?
Командир чертыхнулся — не привык он за спинами подчинённых прятаться, тошнило от этого. Но согласился, скрепя сердце. Напоследок добавил:
— Из укрытия никому не высовываться. Если пойдут напролом, грудью на амбразуру не кидаться. Сметут блокпост — чёрт с ним. Как зайдут, так и обратно отвалят. А жизни бойцов надо беречь! Приказ Первого!
Что и говорить, Первый — человек. Не «по-советски», не «по-жуковски» воюет — для него жизнь каждого бойца из всех ценностей ценнейшая. Родионов и сам от него на одном из совещаний слышал: «Не камни беречь надо, а людей». Сергей и сам такого же принципа придерживался.
— Сергей Васильевич, а как бы… помолиться нам, а? — было первым, что он услышал, вернувшись на позиции.
— Я, в общем, неверующий, а сейчас, чувствую — надо… — поддержал смущённо озвучившего просьбу Кургана Дениро.
Эти ребята ещё толком не знали молитв, их не учили им в детские годы, не заставила учить до сих дней и жизнь. Они ещё стеснялись молитвенных слов, произносимых вслух. Но в сердцах их молитва уже жила. Жил Бог, ещё незнакомый, но уже простёрший над ними свою отеческую длань.
— Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного, — молитесь так и не ошибётесь, — сказал Родионов, а сам принялся читать про себя псалом-«бронежилет»:
— Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится, речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит мя от сети ловчи, и от словесе мятежна: плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его…