Русский Жребий

— Как скажите, ребятки. Только головы берегите и языки на наших «горках», — пожал плечами тот и, круто развернувшись, рванул, съехав с обочины, в лес.

«Американские горки» оказались и впрямь нелегки для путешествия по ним. От такой тряски Николая даже замутило маленько. А Дед — ничего, привычный — песню насвистывал времён отечественной войны.

— Гляди-ка, заяц! — тыкнул один из бойцов пальцем в окно.

— Какой на хрен заяц, твою мать?! — грозно рыкнул Таруса. — Сафари нашли, придурки!

— Лес у нас хороший, — невозмутимо, ласковым тоном заметил Дед. — Тут тебе и зайцы, и лисы, и…

— Много диких укров! Борисыч, за дорогой следи!

— Я за ней и вслепую услежу! Сорок лет по этим дорожкам катаюсь! Не стремайтесь, ребятки.

На шоссе они выскочили, опередив укров, и Николай, за время пути окончательно обдумавший план, распорядился:

— Машину кинем прямо посреди дороги…

— Командир нам за машину голову оторвёт и не только! — возразил Дед.

— Скорее, наградит, если всё получится.

— А если нет? — прищурился Борисыч.

— А такого быть не может! — уверенно отрезал Николай. — Я залягу прямо за машиной. Когда укры остановятся и выйдут, начну палить по ним. Одновременно подключитесь вы. Вас четверо: займёте позиции по обеим сторонам дороги в зелёнке и начнёте их крошить. Постарайтесь самоходку не покалечить! Нам необходимо её захватить, а не уничтожить!

— Немного-немало… — озадаченно хмыкнул один из бойцов.

— Ну, точно генерал народился! — снова усмехнулся Дед.

— Не рассуждать! — оборвал Таруса. — План хорош, но, — обратился к Николаю, — мне не нравится твоя позиция. Укры тебя враз зашибут!

— Меня не зашибут — я заговорённый, — чуть усмехнулся тот.

— Ишь ты, заговорённый! Без году неделя на войне, а туда же! — развёл руками Борисыч.

— Ты или герой, или сумасшедший, — заключил Таруса. — Как бы то ни было, ты мне нравишься. Борисыч, машину на позицию!

Дед нехотя развернул Ниву на дороге. Бойцы проворно выгрузились из неё вместе с оружием и поспешили занять намеченные позиции.

— Ещё одно забыл! — крикнул Николай им вслед. — Когда укроп крошить начнёте, орите погромче «Аллах-Акбар!». Укры страсть как чеченов боятся — пусть им ещё стрёмнее будет!

Таруса покрутил пальцем у виска:

— Всё-таки ты придурок! — но отказаться от затеи «придурка» не подумал и с остальными бойцами исчез в зелёнке.

Николай залёг позади машины, вслушиваясь в приближающийся ропот ползущей по дороге вражеской техники. Вот, она вырулила из-за поворота и, уткнувшись в нежданное препятствие, остановилась. Жаль, растяжку грамотную для неё сделать времени и умения не было… Когда б ещё бойцов побольше… Хотя пятерых на свидомых вояк хватит! Перемоги им ждать неоткуда.

Из передней машины осторожно вылез нацгвардеец и, шаря в воздухе автоматом, двинулся к Ниве. Николай приподнялся и первым дал по противнику автоматную очередь:

— Аллаху Акбар!!!

Этот же крик раздался из лесу, и по стоящей колонне заработали гранатомёты ополченцев.

Падая на землю, спасаясь от ответной очереди, «вольноопределяющийся» успел швырнуть ручную гранату в Джип, и тот загорелся. Из него выскочили трое охваченных пламенем нацгвардейцев, и сразу были расстреляны вновь поднявшимся из своего укрытия Николаем. Ответным огнём была поднята на воздух и Нива, а сам «вольноопределяющийся» — отброшен взрывной волной в сторону и, ударившись головой об асфальт, ненадолго «выпал в иное измерение».

Когда он пришёл в себя, бой уже заканчивался. Оба БТРа полыхали, и огонь уже подбирался к самоходке:

— Борисыч! Борисыч! — заорал Николай. — Нону уводи!!!

Он бы и сам кинулся уводить столь драгоценную технику, но долго было бежать, да и не достало бы книжных знаний, чтобы сообразить, как с этой техникой сладить. А Борисыч — с любой техникой «на «ты»».

Дед мгновенно смекнул, что к чему, и уже через несколько мгновений, самоходка дала задний ход, отодвигаясь из опасной зоны.

Обойдя обгорелую Ниву, Николай остановился перед телами четырёх убитых нацгвардейцев. Первых убитых им людей. Пусть врагов, но всё-таки людей. В бою, стреляя по ним, он не чувствовал ничего, кроме желания — уничтожить. Ибо иначе уничтожат они. Но теперь, после боя, тяжело было смотреть на них. Были ли они идейными нацистами или же просто призывниками? Где-то у них тоже остались семьи, матери, дети…

Николай перекрестился и, переходя от тела к телу, стал каждому из убитых закрывать глаза, читая молитвы.

— Фартовый, ты чего делаешь-то? Долбанулся окончательно уже, что ли? — раздался прямо над ухом голос Тарусы. — Давай живо, сваливаем отсюда, а то ещё какая-нибудь тварь наедет!

— Погоди, Олег, хоть это враги, а тоже люди. Тоже по-человечески надо.

— Может, ещё панихиду отслужишь и прикопаешь их?!

— Это было бы правильно, но на это времени у нас нет, — тихо отозвался остывший от недавнего боевого задора Николай. — Но глаза убитым надо закрыть и… простить их…

— Ты точно псих! Полный! — заключил Таруса.

— Возможно, — не стал спорить Николай. — Но зачем ты тогда последовал моему плану сегодня? Ты ведь командир нашего отряда, мог отказаться.