Было уже темно. Ночь выдалась наудачу безлунной. Машины также не зажигали фар и не включали до времени моторов. Вокруг них царила суета: грузилось последнее оружие, на ходу чинились возникающие неполадки, приглушённые голоса отдавали команды, сквозь зубы переругивались друг с другом и бранились просто так. Николай инстинктивно выискивал глазами Первого, чей авторитет был среди бойцов столь велик, что хотя бы только увидеть его было мечтой многих, а уж удостоиться рукопожатия, как капитан Родионов, представлялось такой же исключительной честью, как для Первопоходников рукопожатие Корнилова. Увы, разглядеть среди мрака и снующих в последних приготовлениях, пружинно напряжённых людей командующего оказалось делом безнадёжным. Впрочем, Николаю судьба и без того должна была подарить эту встречу. Приказ о его награждении был уже подписан, вот, только церемонию пришлось несколько раз переносить из-за напряжённой боевой обстановки. Но ведь рано или поздно будет она? А награды командующий всегда вручает сам, а значит…
Устыдился Николай глупых мыслей в столь неподходящий момент. Но так уж устроен человек, что мысли эти особенно настойчиво лезут в голову именно в такие моменты…
Отогнав их, Николай замедлил шаг, озирая затихший, точно мёртвый, город.
— Прости нас, Город! Клянусь, мы ещё вернёмся к тебе! — прошептал и трижды перекрестился.
Медленно и тихо двинулась колонна в путь — по темноте и крадучась, точно воры… И от этого на душе ещё тошнее было. В тёмных окнах «мёртвого города» — ни проблеска света, но, казалось, что сами окна эти, очи растерзанной и оставляемой «крепости» смотрели вслед уходящим с молчаливым укором. И хотя ясно понимал Курамшин, что Первый всецело прав, что решение это — единственно возможное, а всё равно перед каждым домом, перед каждым окном, перед каждым жителем остающимся нестерпимо стыдно было. Разве не он, Валерий, изо дня в день писал пафосные статьи, твердя, что Город-крепость никогда не будет сдан, что его защитники и сам он, если потребуется, сложат здесь головы, что это — новый Брест, Сморгонь, Баязет, Шуша, Троце-Сергиева Лавра и что там ещё? Разве не он отыскивал исторические параллели — примеры, когда крошечным русским отрядам удавалось одолеть полчища противника? И какого противника! Персов, турок… А ведь люди читали, верили. Выходит, обманул их? Пусть невольно, но обманул? Ох и мутилось на душе от этого сознания…
А ещё же вспоминалось совсем некстати другое отступление. В отличие от этого позорное и неорганизованное — в 96-м от Грозного. Общим в них было только одно — причина. Вечная причина превращений военных побед в горчайшие поражения — предательство и бездарность политиков. Раз за разом на одни и те же грабли… А ведь крымская эйфория подарила надежду, что позорные страницы, наконец, перевёрнуты, и теперь начнётся собирание русской земли, восстановление утраченного, о чём столько мечтали!
Теперь же, отрезвившись и опытным взглядом оценивая положение, Курамшин ясно видел, что ничего иного, кроме новой «чечни», только в худшем варианте, учитывая неопределённый статус республик и войну, де-факто, между русскими, не будет. Не будет, даже если из России придёт долгожданная и запоздалая военно-техническая помощь. Не имея чёткой стратегии, труся, виляя и пятясь, они раз за разом будут обращать победы в поражения, объявляя перемирия в разгар наступлений, ведя переговоры с врагом, торгуя, выгадывая малое и проигрывая главное. Национальные интересы несовместимы с интересами корпораций, с интересами олигархии. И спасая их гешефт, их проклятые «бабки», проигрывалась — нет, уже не Новороссия даже, но сама Россия. Государство, которое подменяет свои интересы интересами узкой группки воров, для которого спасение финансов этой группки важнее, чем спасение сотен тысяч русских жизней, подписывает приговор самому себе.
А ведь, попробуй-ка напиши об этом, так ни одна газета не напечатает. А добрая часть блогосферы объявят тебя паникёром, предателем и агентом Моссада…
Колонна вышла из Города и устремилась на восток. Курамшин бросил последний взгляд на оставшуюся позади «крепость». И как так случилось, что этот город, ещё несколько месяцев назад редкому русскому уху известный, вдруг стал теперь подлинным сердцем России? И не России даже, а Святой Руси, Русского Мира? И со всей определённостью чувствовалось, пока не будет возвращено оно, освобождено из плена, не видать ни конца войне, ни возрождения России.
Где-то в отдалении заслышалась перестрелка — это пошёл в бой отряд Сапёра, приковав к себе всё внимание противника. Сжалось сердце болезненно — что-то с Игорем будет? И с остальными ребятами? Когда б ни ноги, был бы с ними теперь! С отснятыми и ещё не опубликованными материалами Агния бы сама справилась.
Те же чувства видел Валерий и на лицах своих попутчиков. Так совпало, что на обратном пути их состав изменился лишь частично. Снова ехали вместе с ним Агния и Николай, занявший на сей раз место шофёра. А кроме них — раненые капитан Родионов и Дениро.