Русский Жребий

Лбом мы прошибали океаны
Волн слепящих и слепой тайги:
В жребий отщепенства окаянный
Заковал нас Рок, а не враги.
Победителя, конечно, судят,
Только побеждённый не судим,
И в грядущем мы одеты будем
Ореолом славы золотым.
И кричу, строфу восторгом скомкав,
Зоркий, злой и цепкий, как репей:
— Как торнадо, захлестнёт потомков
Дерзкий ветер наших эпопей!

— Ну да, ну да, — криво усмехнулся Дениро, отмахнувшись. — Нас дерут, а мы крепчаем! Так окрепли, что охренеть можно! Какая-то свидомая сволочь жарит из нас шашлыки! Извини, Колян, но я твоего высокого полёта, видимо, никогда не пойму. Вы с капитаном — романтики. Стишки у вас, идеи, белые генералы, несмеловы, то, сё… А я человек земной. И когда меня кидают, я говорю, что меня кинули, а не строю утешительные теории на тему, что, даже если всех нас закопают, в другом измерении мы всё равно победители! Не знаю я вашего другого измерения. И мало мне его призрачной победы. Победа, Колян, это когда я вернусь в свой родной город, и в нём будут висеть русские флаги, и никакая гнида не посмеет обозвать русского человека, а тем более посадить или ударить, и не будет ни ПСов, ни прочих выродков. Вот, это будет победа.

— За неё мы будем сражаться и дальше, — ответил Николай, насторожённо прислушиваясь к нарастающему гулу.

— Если таким же макаром, то недолго осталось. Обратят ещё несколько несчастных городов в руины, и ласково просимо до российской границы! А дальше шарьтесь там с протянутой рукой, если не привлекут за участие в незаконных бандформированиях.

— Да, Каркушу ты нынче переплюнул — это факт.

— Ты лучше скажи, какого лешего ты не у Сапёра в отряде? Ты-то в отличие от меня не косой, при ногах и при руках!

— Выполняю приказ капитана.

— Бережёт тебя капитан…

Николай смерил товарища ледяным взглядом:

— Ещё один подобный намёк, и я не посмотрю, что ты увечный. Ты лучше кого бы то ни было знаешь, что от опасности я не прятался никогда! И если на мне сейчас нет ни одной царапины, то это только потому…

— Что ты Фартовый, — кивнул Дениро. — Ладно, Колян, извиняй. Котелок у меня болит, и досада душит, вот, и огрызаюсь. А насчёт идей и духовных побед… Ты это пойди обывателям объясни, под окнами которых мы сегодня красться будем, и которые завтра фашуг будут встречать. Сколько-то человек мы сегодня вывезем, но большинство-то останутся! Я вчера с ребятами ездил завалы помогать разбирать в соседнем квартале. Пятиэтажку там разворотило… И, вот, среди руин ходит старуха и что-то ищет. Я к ней: «Чего, мамаша, ищете?» А она мне говорит: «Вот, посмотри. Я здесь сорок лет прожила. Здесь, — на руины показывает, — вся моя жизнь. Я память о ней ищу… Хоть что-то, что уцелело». Бомбёжку она в соседнем подвале пересидела, а, придя, сказала: лучше бы и меня убило. Там соседи её погибли, кошка… Да вся жизнь! И, вот, пока мы там колупались, она всё по руинам ходила и что-то собирала. Память! Я себе представил свою мать на её месте, и сказать не могу, до чего тошно стало! Вот, что теперь с этой бабкой будет? С другими такими же? А ты про идеи чешешь!

— Проверь снаряжение. Капитан идёт, — сказал Николай, завидев в сгущающемся сумраке знакомую сухопарую фигуру.

Дениро, кряхтя, встал, методично проверяя нехитрую амуницию:

— Эх, Колян, а ведь как лихо начиналось всё! Как мы поначалу этих гнид трепали! И думалось — вот-вот! Вот-вот! Придёт помощь, и…

— Так наша началась борьба -
Налетом, вылазкою смелой,
Но воспротивилась судьба
Осуществленью цели белой!

— Вот-вот! Только на судьбу валить не хрена. У каждой судьбы обыкновенно есть фамилии, имена и отчества — это я тебе как юрист говорю. И все эти фамилии, имена и отчества однажды должны перед военно-полевым судом предстать!

— Кого вы тут собираетесь судить? — спросил вошедший Родионов.

— Да не тут, товарищ капитан, а там, — Дениро указал острым подбородком вверх.

— Оставьте праздные разговоры для более подходящего момента, — строго отчеканил Сергей Васильевич. — Пора. Через час начинаем выдвижение. Займите свои места.