Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского

– Бросил я тот роман. Начал хорошо, да и бросил. Днями в папку черновики сложил – и в стол. Теперь уж вряд ли стану к ним возвращаться.

– Но почему?! Ты же говорил, что история выходит под стать Вальтеру Скотту. Что может быть лучше доброго бульварного романа? Верный способ деньгу зашибить!

– Как не так. – Пушкин помрачнел. – Сам суди. Вальтер Скотт, земля ему пухом – он умер недавно, ты знаешь?.. Скотт об англичанах писал, не о русских. Об англичанах и у нас можно сочинить что угодно, ни от кого слова поперёк не услышишь. Но Дубровский-то не англичанин… И где ж это видано, чтобы в России у законного хозяина по суду в пользу сильного имение отняли?! – Он криво усмехнулся. – Никогда здесь такого не бывало, это тебе любой цензор скажет и печатать не разрешит… Переименуй героя в Островского – станут говорить, что речь о Польше, а там недавно только всё успокоилось, и лишний раз напоминать об этом не надобно. Троекурова как ни назови, мигом дюжина генералов себя в нём призна́ют и нажалуются государю – мол, Пушкин, сукин сын, сатиру на них пишет и напраслину возводит… Да и скушно мне стало, если правду сказать. Для двух томов интриги хватает, но третий… Жестокий романтизм и ничего более. Вот, изволь!

Пушкин легко поднялся с дивана и вытащил из ящика стола картонную папку, полную исписанных листов. Наскоро пересказав другу, чем литературный Дубровский рознился с настоящим, он продолжал, мельком заглядывая в последние страницы записей:

– Что может статься после того, как Дубровский лишился разбойников? Надобно ему бежать из острога и скрываться в Европе. Мария Кириловна тем временем грустит и тоскует в замужестве с постылым князем. Дубровский томится там, она здесь. Пытаются забыть друг друга – тщетно. Проходит несколько лет; князь умирает, молодая богатая вдова едет в Петербург. Дубровский тоже является сюда под видом англичанина. Он теперь игрок, играет по-крупному, бывает в клубах, в одном из них встречает Марию Кириловну, и чувства их вспыхивают с новою силой…

– Повеяло Онегиным и Татьяной, – заметил Нащокин, и Пушкин согласно кивнул:

– Иначе быть не может. Что ещё? У Дубровского с княгинею происходит свидание с объяснением, а форейтор его попадается в буйстве и на допросе у полицмейстера выдаёт господина с потрохами. Или того проще: Дубровский кем-то узнан в столице, где он прежде служил, и попадает к полицмейстеру. Или сложнее: Дубровский бежит из острога, но снова собирает шайку; он обзаводится женою, она рожает, он везёт её больную в Петербург или Москву, где слуга из разбойников на него доносит, et cetera, et cetera… Так или эдак дело кончается полицмейстером, вот и весь третий том. Скушно, говорю тебе. То ли дело новый мой роман!

Глаза у Пушкина вспыхнули; папку с черновиками он сунул, не глядя, в стол и принялся нахваливать гостю историю из екатерининских времён – о прошлом писать куда безопаснее! Речь там шла уже не про генеральскую, а про капитанскую дочку, что полюбила непутёвого молодого офицера, который знался с Пугачёвым. Дубровский был окончательно забыт…

…хотя в предположениях о его действительной судьбе Александр Сергеевич угадал разве что малую толику, – не зная ничего про тайну графини де Гаше, одновременную смерть князя Верейского с генералом Троекуровым и приезд в Раненбург сперва баронессы фон Крюденер, а за нею великого князя Михаила Павловича.

Весь Раненбургский уезд соболезновал Марии Кириловне, разом лишившейся и мужа, и отца. Поговоривали, что бедняжка слегка повредилась в уме; дворовые люди разносили слухи – мол, не больно-то убивается молодая княгиня по единственным своим близким. Уездные сплетники на разные лады злословили о незаслуженном богатстве, внезапно рухнувшем на Марию Кириловну. Те, кто подобрее, переживали: и впрямь недолго занедужить, разрываясь меж двумя усадьбами в тридцати верстах одна от другой, где лежали два покойника.

В день, следующий за смертью обоих, княгиня надела траур сообразно её новому печальному положению и переехала из княжеского имения в отчий дом, где приняла на себя заботы о маленьком Саше. Брат был безутешен: папенькины розги с прочими строгостями он мигом позабыл – кончина Кирилы Петровича совершенно потрясла мальчика. Мария Кириловна опекала его по-матерински, не отпуская от себя ни на шаг; одновременно приходилось ей встречаться с гробовщиком, исправником, священником и прочими, кто надобен для подготовки похорон. Остальным визитёрам велено было отказывать, но и без них времени для изъявления скорби решительно не оставалось. К тому ещё на душе у Марии Кириловны полегчало, когда баронесса фон Крюденер известила её иносказательным письмом про благополучный побег Дубровского.

Похороны назначили на третий день.