Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского

– Сударыня! Признаться, я думал, что вы будете просить помощи, оставшись одна и не имея опыта разобраться в делах имений отца и мужа. Сколько я знаю, у вас есть малолетний брат, которого теперь надлежит определить к военной службе и отправить для того в Петербург… Что вам Дубровский? Виновных в его побеге ждёт каторга, сам же он – разбойник, и участь его предопределена.

Жюльетта досадовала на Марию Кириловну. Не с того ей надобно было начинать! Увлекла бы сперва Михаила Павловича беседою о бедах и заботах своих, заставила переживать о судьбе молодой красавицы, разжалобила, а после перешла бы к уездным делам и невзначай поинтересовалась Дубровским – единственным за минувшие месяцы, о ком судачили в Раненбурге и ради кого явился сюда великий князь. Сама баронесса полагала выслушать, что станет говорить Михаил Павлович, и умело направлять разговор с тем, чтобы узнать о его планах. Мария же Кириловна, наивное дитя, сразу выдала все свои тайны, едва начавши разговор…

– Быть может, вы знаете про Дубровского больше, чем я? – продолжал великий князь. – В таком случае прошу вас без утайки рассказать всё, что вам известно. Я буду очень обязан… Вы знаете, кто помог ему бежать и где он может скрываться?

В опасении, что незадачливая княгиня наговорит лишнего, Жюльетта упредила её.

– Ваше высочество, Дубровский бежал, когда Мария Кириловна уже оплакивала кончину своего мужа и отца, а последующие дни хлопотала о похоронах. Я прибыла в Раненбург лишь накануне и услыхала о побеге вместе со всеми. Ничего нового сказать мы не можем, однако нам обеим достоверно известно, что Дубровский обвинён понапрасну.

– Вы берётесь защищать Дубровского?! – Великий князь хмыкнул; его выпуклые голубые глаза не мигая смотрели на баронессу. – От вас меньше, чем от кого-либо, я мог этого ожидать. И мне казалось, что ваш с ним союз расторгнут безвозвратно. Неужели я так ошибался?

– Какой союз? – Мария Кириловна в растерянности переводила взгляд с Михаила Павловича на Жюльетту. – Вы были… вы были близки с Владимиром Андреевичем?!

Щёки обеих дам залило пунцовой краскою, а великий князь резко поднялся из кресел, отчего шляпа его упала на пол, – и стал посреди кабинета, заложив руки за спину. Золотые аксельбанты и эполеты придавали ему вид грозный.

– Баронесса фон Крюденер жила с гвардии поручиком Дубровским, не скрываясь, до самого его отъезда, – объявил он холодно Марии Кириловне, – и о том было известно всему Петербургу. По вашему удивлению, княгиня, я могу судить, что вы в здешней глуши про их союз не слыхали и что новость эта вам весьма неприятна. Стало быть, вы тоже неравнодушны к Дубровскому, коего имя и отчество произнесли с лёгкостью. Из этого я заключаю, что вам в самом деле известно куда больше обыкновенного. Мне надобно знать всё, что знаете вы. Ну же, говорите!

Мария Кириловна до хруста сплела пальцы и не могла вымолвить ни слова; Жюльетта снова пришла ей на помощь.

– Мой союз с Владимиром Андреевичем уже в прошлом, ваше высочество… и расторгнут не по его вине. Дубровского совершенно не в чем упрекнуть, а я должна признаться, что понапрасну оговорила его. Меня обманули, меня заставили это сделать, но… Ваше высочество, драгоценности, в краже которых обвиняли поручика Дубровского, дала ему я.

– Это не имеет решительно никакого значения. – Михаил Павлович качнул головою. – Краденые серьги в сравнении с прочими его преступлениями суть ребяческая шалость вроде переодевания монахом и катания на лодке с гробом, или…

Великий князь осёкся; не зная о том, как произошло знакомство Дубровского с баронессою, в присутствии дам не рискнул он живописать развлечения поручика и его товарищей, например, в женских купальнях, а потому закончил коротко:

– Дубровский – преступник и должен быть арестован.

– Дубровский не преступник, – глухим голосом возразила Мария Кириловна. – Выставить его преступником норовили те, кому он мешал. Мало того, Владимира Андреевича пытались убить, и он едва не был отравлен… в точности как мой муж.

– Господи боже… – ахнула Жюльетта; великий князь покосился на неё, кашлянул в кулак и молвил княгине, стараясь не терять обходительного тона:

– Сударыня, я сочувствую вашему горю. Мне доложили, что князя Верейского опоил ядом соседский помещик – и тотчас отравился сам, по ошибке или убоясь наказания. Но помилуйте, ваши слова – это какой-то французский роман… уж не знаю… какая-то трагедия Пушкина – Сальери, Моцарт и прочий вздор. Спору нет, гибель вашего мужа была ужасна – безвременна, нелепа и ужасна; вы без сомнения глубоко потрясены; ещё несколько времени смерть будет чудиться вам за каждым углом, однако я никогда не поверю, чтобы здешние дворяне бросились наперебой потчевать друг друга отравою…

– Мой отец пытался убить Дубровского, – прервала Мария Кириловна, глядя мимо собеседника на матушкин портрет. – Но волею Провидения тот яд, что послал он в тюрьму, оплошно был доставлен моему мужу. Князь погиб от руки моего отца.