Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского

Зимним днём ровно через четыре года Пушкин заглянул в кондиторскую Вольфа и Беранже, на витрину которой облизывался капитан Копейкин, выпил кофею с пирожным – и поехал на Чёрную речку, где прежде стрелялся Дубровский. Александра Сергеевича тоже ждала дуэль, но с несчастливым финалом: он получил пулю в живот и следующие два дня мучительно умирал от перитонита. До последнего часа рядом с ним был Василий Андреевич Жуковский – учитель, побеждённый учеником в поэтических дуэлях, одну из которых застал Дубровский.

Голодного Копейкина в Милютинских рядах на Невском проспекте дразнили сёмгою и арбузами, а для Пушкина в здешней лавке купца Дмитриева под № 9 брали обыкновенно лимоны, чернослив, икру и зелёный горошек. Платить Александр Сергеевич не спешил – за ним числилось 1400 рублей долга. Перед самой смертью просил он морошки; послали к Дмитриеву, и два с половиною фунта мочёных ягод были доставлены. С этой последнею трапезой долг вырос на два рубля, – оплачивать его пришлось уже опеке.

В помощь вдове с малолетними детьми император Николай Павлович распорядился издать собрание сочинений Пушкина за счёт государственной казны. Губернаторам разослали письмо с предложением организовать подписку. Дело шло туго: скажем, пермский губернатор, не найдя желающих на десять билетов предварительной подписки, через пять месяцев возвратил все до единого. Правды ради надобно сказать, опека издавала книги недостойного качества, и к 1840 году опубликованы были только восемь томов.

Ещё три тома через год выпустили частным образом издатели Глазунов и Заикин – увы, по всей России набралось лишь 218 подписчиков. Но как раз они стали первыми читателями «Дубровского»: в издательстве наскоро сложили не опубликованные прежде наброски Пушкина в подобие романа, изрядную долю которого занимал полный текст судебного решения по тяжбе двух помещиков – документ канцелярский, безграмотный и нечитаемый. Вдобавок у книги отсутствовала третья часть, которой Пушкин писать не стал; сохранились всего несколько строк о возможном продолжении – рассказ обрывался на ровном месте…

…однако сто лет спустя в эдакие мелочи не стали входить создатели советского школьного курса литературы. Подтверждая тезис о свободолюбивой прозе Пушкина, черновики «Дубровского» со всеми огрехами и несуразностями надолго заняли место в учебной программе. Жаль, не поинтересовались тогда мнением Анны Андреевны Ахматовой: для неё «Дубровский» очевидно повторял бульварную литературу современников Пушкина.

Вообще считается, что у Пушкина нет неудач. И всё-таки «Дубровский» – неудача Пушкина. И слава Богу, что он его не закончил. Это было желание заработать много, много денег, чтобы о них больше не думать. «Дубровский» оконченный по тому времени был бы великолепное «чтиво».

А. Ахматова (Мешков В.А.: Ахматова как литературный критик[1]

)

Пушкин вовремя остановился; великолепным чтивом его «Дубровский» так и не стал, но исправно вводит в заблуждение уже которое поколение школьников – незыблемый в своей хрестоматийности, как заметил Осип Эмильевич Мандельштам:

Часто приходится слышать: это хорошо, но это вчерашний день. А я говорю: вчерашний день ещё не родился. Его ещё не было по-настоящему. Я хочу снова Овидия, Пушкина, Катулла, и меня не удовлетворяет исторический Овидий, Пушкин, Катулл.

Что ещё? Осталось только поблагодарить Анну Николаевну Вульф за нежные письма, ставшие образцами для писем Татьяны Дмитриевны Лариной и Марии Кириловны Троекуровой. Надобно поклониться и самому Пушкину за любезно предоставленный литературный материал…

…а ещё за добрый совет. Эпиграфы принято читать редко и забывать быстро; у эпилога куда больше шансов остаться в памяти. Эта книга начинается словами из пушкинского «Романа в письмах»:

Умный человек мог бы взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки – и вышел бы прекрасный, оригинальный роман.

Грех не воспользоваться такой рекомендацией от первейшего российского писателя, правда?

Иллюстрации

Милютинские торговые ряды (Санкт-Петербург, Невский пр., 27)

Кондитерская Вольфа и Беранже (Санкт-Петербург, Невский пр., 18) и Зелёный мост через Мойку. Художник Василий Садовников, литография Павла Иванова (1830-е)