Тем временем Кирила Петрович уединился с исправником в кабинете и вёл обстоятельный разговор, по окончании которого направил гонцов с тайными поручениями к попу новой своей церкви, в Раненбург и в имение князя Верейского. Вечером Троекуров вопреки обычаям не прикасался к наливке; спать он лёг необычайно рано, а дворовым людям велел ночь напролёт нести караул на дальних и ближних подступах к усадьбе, чтобы даже мышь не могла проскользнуть. Несколько сторожей отряжены были под окно Марии Кириловны. Бедная девушка не смыкала глаз до утра в надежде на явление своего спасителя; дрожа и плача, она уснула перед рассветом, так и не услыхав за окном ничего, кроме ленивой перебранки караульных.
К утреннему чаю Кирила Петрович поднялся тоже раньше обыкновенного, а после ходил взад и вперёд по зале, громко насвистывая свою песню. Весь дом был в движении, слуги бегали, девки суетились, в сарае кучера закладывали сразу две кареты, на дворе толпился народ…
…а в уборной перед зеркалом раненбургская дама, окружённая служанками, наряжала бледную, неподвижную невесту. Голова Маши томно клонилась под тяжестью бриллиантов; сама она слегка вздрагивала, когда неосторожная рука укалывала её, но молчала, бессмысленно глядясь в зеркало.
– Скоро ли? – раздался у дверей голос Кирилы Петровича.
– Сию минуту, – отвечала дама. – Мария Кириловна, встаньте, посмотритесь, хорошо ли?
Невеста встала и не отвечала ничего. Дама отворила двери.
– Невеста готова, – сказала она Кириле Петровичу, – прикажите садиться в карету.
– С богом! – отвечал Кирила Петрович; он взял со стола приготовленный образ и тронутым голосом сказал дочери: – Подойди ко мне, Маша. Благословляю тебя.
Бедная девушка упала ему в ноги и зарыдала.
– Папенька… папенька… – говорила она в слезах замирающим голосом.
Кирила Петрович спешил благословить Машу. Её подняли, почти понесли в карету и усадили там, задёрнув шторки. Сопровождаемая посажёной матерью и одною из служанок, Мария Кириловна отправилась в церковь. Шестёрка лошадей резво взяла с места и повлекла экипаж к воротам; вся дворня пошла следом, провожая невесту. Замешкавшийся было в доме Кирила Петрович вышел на опустевшее крыльцо, быстро сел во вторую карету с опущенными шторками и пустился догонять карету дочери.
Отъехав версты полторы, обе кареты на минуту встали рядом у развилки дорог, но скоро тронулись снова: одна неспешно покатила дальше в деревню, другая свернула к Раненбургу.
Маша уткнулась лицом в платок, пряча заплаканные глаза, но всё же украдкою пыталась посматривать в щель меж неплотно закрытых шторок: надежда её на спасительное явление Дубровского ещё жила. Женщинам теперь было тесно – к ним прибавились Кирила Петрович с исправником, пересевшие во время короткой остановки и вооружённые пистолетами.
Из-за кустов на опушке рощи, бывшей перед новой деревенской церковью, за медленно приближавшейся каретой наблюдали Копейкин с Дубровским в окружении разбойников. Капитан сидел в коляске и пасмурно пыхтел короткою трубкой.
– Ох, не дело вы затеяли, Владимир Андреевич, – со вздохом обронил он. – Чует моё сердце, не к добру это всё… Ну, что, ребятушки, – добавил Копейкин, оглядев шайку, – бог не выдаст – свинья не съест… Начинайте!
Разбойники забрались в тройки; Дубровский и ещё несколько бандитов прыгнули в сёдла, и все вереницею вынеслись из рощи, преградив путь карете. Привычным порядком окружили они экипаж; взяли вставших лошадей под уздцы, за полы стянули наземь форейторов, угрозами согнали лакеев с запяток…
…а Дубровский, спешившись, распахнул дверцу кареты и обомлел: карета была пуста.
– Что я вам говорил? – послышался голос Копейкина, подъехавшего в коляске. – Не дело вы затеяли. Облапошил вас Троекуров… нас всех облапошил! Где они? – грозно глянул он на кучера. – Барин твой, дочка его – где?
– Кирила Петрович нам и себе самому хозяин, – с достоинством отвечал кучер. – Куда хочет, туда едет… – Тут он увидал в руке капитана поднятый пистолет, умерил холопскую спесь и прибавил нехотя: – Они в Раненбург отправиться изволили.
В Раненбурге карета с Кирилой Петровичем и Машею, проехав Козловской улицей, подкатила к Троицкому собору. На крыльце ожидал князь Верейский: он был поражен бледностью невесты и её странным видом.
Исправник остался у ограды, к нему присоединились несколько полицейских при оружии. Жених с невестою, коих сопровождали Кирила Петрович и посажёная мать, прошли под своды собора. Внутри было прохладно и пусто; за ними заперли двери. Священник появился из алтаря и тотчас же начал, ободрённый приказом Кирилы Петровича:
– Поторопитесь, батюшка!
Мария Кириловна ничего не видала, ничего не слыхала и думала об одном: она и сейчас ещё ждала Дубровского, надежда ни на минуту её не покидала. Когда священник обратился к ней с обычными вопросами, она содрогнулась и обмерла, но ещё медлила, ещё ожидала, – и батюшка, не дождавшись ответа, произнёс невозвратимые слова.