Фрумкин сообщал о хороших новостях (при всей относительности прилагательного «хороший» для тогдашнего положения евреев в Германии):
С Берлином я в постоянном контакте. Учреждения имени Якова Львовича проявляют поразительную живучесть. Уже, можно сказать, ровно никого там не осталось. Накануне Пасхи покинули Берлин и супруги Шутые. Остался один лишь Мирон Яковлевич Пинес. Вы знаете, в какой мере он в разных отношениях ценный работник. Вы знаете также, что для повседневной будничной работы он мало подготовлен. И все же Фонд продолжает действовать, даже увеличивает свои выдачи с месяца на месяц. Делами его, под присмотром М.Я. Пинеса и при участии его родственника, литератора Пинеса, которого Вы, вероятно, знаете, ведают та же г-жа Розенберг, г-жа Азарх, бывшая секретарша ОРТа, и привлеченный мною для оказания юридической помощи после моего отъезда бывший рехтсанвалт Онтштейн. Он весьма увлекся этой работой и участвует во всех делах фонда, не ограничиваясь юридической помощью. Функционирует и столовая, в заведывании которой в настоящее время принимает ближайшее участие Роза Семеновна Липстер, сестра жены Александра Эдуардовича Когана. Джойнт продолжает субсидировать фонд, и кой-какие средства поступают и отсюда890
.Итак, состав сотрудников тейтелевской организации вновь сменился практически полностью. Из относительно «старых» работников оставалась Розенберг, о которой, увы, мы не смогли найти каких-либо сведений. Розенберг сообщала Гольденвейзеру из Берлина, что благодаря заботам Фрумкина Тейтелевский фонд имеет достаточные доходы, «но что есть некоторые формальные трудности при раздаче денег». А.И. Лурье писал из Парижа о том, что Джойнт, вопреки опасениям, продолжает выдавать субсидию. «Все это утешительно, – заключал Гольденвейзер в письме к Фрумкину, – насколько вообще можно говорить об утешении при нынешней поистине безутешной и беспросветной обстановке. Я рад, что парижская организация живет, и что Вы имеете возможность продолжать Вашу полезную работу для осиротелых берлинцев»891
.Гольденвейзера по-прежнему «живо интересовало» все, что касалось Берлина. Он продолжал получать оттуда «массу писем – все на ту же тему о необходимости и невозможности уехать»892
. Он был, конечно, не единственным, получавшим подобные запросы.Борис Маркович Кадер, литератор, юрист по образованию, в отличие от большинства бывших берлинцев обосновавшийся не в Нью-Йорке, а в Чикаго, также был одолеваем просьбами помочь с заветным аффидевитом. В июле 1939 года он сообщал Гольденвейзеру:
Я получил письмо от Горина из Берлина… Он был солдатом русской армии, сражался на французском фронте; ему, как мне в свое время писали из Берлина, ампутировали ногу. Он просит меня, чтобы я разыскал его родственников в Америке. Я стараюсь, разумеется. Таких поручений я получаю оттуда много, и каждый из нас представляет собой маленькое отделение HIAS. Я рад и счастлив, что мне удалось кое-кому помочь, как разысканием, вернее раскопанием, родственников, так и получением от них аффидевитов893
.