Русско-японская война и ее влияние на ход истории в XX веке

а) знаменитое подкрепление, как было хорошо известно, могли отправить только в июле, то есть оно прибыло бы в Восточную Азию только в сентябре, поэтому оставался неопределенно длинный период времени, за который флот в Тихом океане мог быть разрушен:

б) если [корабли] все же достигнут театра военных действий, они <…> потеряют к этому времени свою скорость и почти точно столкнутся <…> с проблемами, другими словами, будут неэффективны[336].

Флот Рожественского стал легкой мишенью для японцев, в особенности потому, что они хорошо подготовились[337].

Хотя Япония не допускала большого числа наблюдателей на поля сражений и на линию фронта[338], иностранцы, которым удалось увидеть действия японских солдат, были впечатлены и заметили разницу между двумя армиями: патриотизм японских солдат не был присущ их русским врагам [Wright 2005: 598][339]. То же было справедливо и в отношении общественности, как описано в главе третьей. Если японцы могли мобилизовать дополнительные силы для сражений в Маньчжурии, то русские с ростом числа поражений начали сталкиваться в тылу с проблемами при дальнейшем наборе в армию. Единственным, что внушало позитивные чувства, была оборона Порт-Артура[340]. Там люди очень быстро привыкли к разрывам гранат и к огню тяжелой артиллерии, в результате чего они получали тяжелые ранения. В результате попадания новых пуль солдаты легко могли потерять и руку, и ногу, и даже голову. Результатом становились сломанные кости и ранее не виданные ранения[341]. Многие также получали отравление газом. Некоторые верили, что с применением в винтовках пуль меньшего калибра война приобретет более гуманный характер, но они не понимали, какой ущерб способна нанести кинетическая энергия внутри тела раненого человека[342]. Японцы также несли при осаде Порт-Артура огромные потери. Однако они не прекращали наступление, что стало еще одним поводом для восхищения Японией на Западе[343]. Фон Этцель очень хорошо дополнил японскую картину гор из человеческих тел напротив Порт-Артура: «Каждый офицер и каждый рядовой знал, за что он воюет, и считал наивысшей честью отдать жизнь на поле сражения за богоподобного правителя и “Dai Nippon’»[344]. Для японского солдата попасть в плен живым было позором, и так продолжалось вплоть до Второй мировой войны.

На многих наблюдателей война в Маньчжурии произвела сильное впечатление; был среди них и Л. Д. Троцкий (1879–1940), отметивший среди прочего значение дисциплины на войне [Heyman 1976: 77]. Тадаёси Сакураи писал, что все военачальники наблюдали за этим со смесью восторга и отвращения: «От наших предков мы [японцы] унаследовали темперамент, который не знает страха даже перед лицом смерти, строгая дисциплина еще более усилила эту черту» [Сакураи 1909: 48–49]. Несмотря на большое число смертей во время осады Порт-Артура и подробные описания жестоких сцен после падения крепости[345], обучение военному делу после этой войны едва ли изменилось, так как фокус сохранялся на стратегиях нападения и значимости боевого духа и воли к победе.

Людвиг фон Фалькенхаузен (1844–1936) в своей статье «Наступление и оборона», опубликованной в издании «Vierteljahr-shefte fur Truppenfuhrung und Heereskunde» («Ежеквартальный журнал о руководстве войсками и военном искусстве»), был убежден в том, что из войны в Маньчжурии следует извлечь урок о необходимости сконцентрироваться на наступлении [Falken-hausen 1906: 390][346]. Артиллерия и пехота должны больше взаимодействовать между собой [Falkenhausen 1906: 398], в то время как кавалерию следует использовать исключительно для разведки и преследования противника [Falkenhausen 1906: 403][347]. Он пришел к выводу, что Россия потерпела поражение исключительно потому, что ее военачальники избрали оборонительную и отступательную стратегию, вместо того чтобы перейти в решительное наступление [Falkenhausen 1906:411–412]. Это представлялось ему очевидным и ясным уроком:

По моему мнению, Русско-японская война после большого перерыва предлагает нам новый пример того, что наступление – это более сильная, или лучше сказать, более эффективная форма ведения войны, которую, во всяком случае, нужно хорошо знать и быть на нее способными [Falkenhausen 1906: 413].