Сам великий князь в Судебнике упомянут в различных статьях в десяти с небольшим случаях, включая такие сочетания, как «великого князя печатник» или тиун; он стоит над процедурой судопроизводства как высший арбитр. Это определено в заголовке, где сказано, что великий князь уложил со своими детьми и боярами, как судить боярам и окольничим, которым он же предоставляет право суда.
Отсутствие в заголовке упоминания о других членах великокняжеской семьи, кроме самого великого князя и его детей, всегда привлекало внимание исследователей[704]
. Однако к моменту составления Судебника братья Ивана III умерли; дети одного из них, Андрея, Иван и Дмитрий Андреевичи находились в заключении. Не исключено, что отсутствие Федора и Ивана, сыновей волоцкого князя Бориса Васильевича, связано именно с невозможностью собрать всю великокняжескую семью, но, скорее, с тем, что, став «государем всея Руси», Иван III не собирался обсуждать свои права с молодыми удельными племянниками, стоявшими ниже государя на сословной лестнице. Фактически в заголовке Судебника перечислены лишь те, кто принимал участие в великокняжеском суде и, соответственно, мог присутствовать на обсуждении его организации.И в Судебнике 1550 г. удельные князья упоминаются лишь в статье о совместном суде с великим князем (Ст. 100); подобной статьи в предшествующем Судебнике нет.
Судебник 1497 г. не формулирует точно, какие вопросы решает великокняжеский суд, но говорит о его наличии (Ст. 2, 21), а также об оформлении документов в аппарате великого князя. Судя по правилам оформления докладного списка (Ст. 24; он составляется «с великого князя докладу»), речь может идти в том числе и об апелляции великому князю на судебное решение боярского суда.
Но в Судебнике указаны и случаи, когда решение великого князя обязательно: при отпуске холопа на волю, причем государь может сделать это и без решения суда. Отпускная грамота холопу действительна без боярского суда, если ее подписал государь (Ст. 42). Грамота великого князя освобождает торгового человека от уплаты пени, если займ, товар или деньги были утрачены не по его вине («на пути утеряется бесхитростно, истонет или сгорит, или рать возмет»).
Великий князь выступает как высший судья, ограждающий своих подданных при переходе из одного сословного состояния в другое или при несчастных случаях, произошедших на территории государства.
Характерно, что присяга на боярском суде приносилась великому князю, это опять подчеркивает статус высшего судьи.
Судебник фиксирует связь между правителем и его подданными; обряд возведения на престол символизирует заключение союза между Богом и правителем, это акт сакрализации персоны государя. Представления о сакральности власти государя в средневековом обществе связаны с представлением о королях-магах, обладающих даром надприродного общения с высшими силами[705]
. В общественном сознании идея о сакральности власти воплощалась в разработке внешней символики – обрядов и сопутствующих им регалий. Наиболее важным среди таких обрядов было возведение на престол, коронация. А наибольшее число легенд, связанных с таким обрядом, – это рассказы о чудесном происхождении коронационных регалий власти[706].Обряд возведения на престол был стабильным: из века в век в одном и том же храме повторялись в определенной последовательности одни и те же жесты, произносились одни и те же слова, что само по себе в представлении людей средневековья должно было свидетельствовать о незыблемости власти, ее легитимности. Регалии, часто имевшие божественное происхождение или по преданию полученные в дар от верховных правителей предками возводимого на престол, также свидетельствовали о сакральности его власти, ее преемственности и ранге.
Введение обряда коронации способствовало установлению наследственной формы правления, когда власть переходила от отца к сыну. Наиболее древним в Европе был обряд возведения на престол византийских императоров. Первоначально он был светским и публичным и лишь со временем стал церковным. Византийские императоры ввели обычай коронации наследника при жизни правителя. Это способствовало стабильности правления и вело к наследственному правлению. Однако он не прижился: одновременное существование двух коронованных государей неоднозначно сказывалось на реалиях политической жизни[707]
.